Николай Клюев
Шрифт:
«…С этой ставкой на корявую бабёнку можно очень далеко уйти — назад», — вещал анонимный рецензент в «Вестнике театра». Более содержательным был отклик В. Блюма, который через несколько лет объявит о том, что «пора убирать исторический мусор с площадей», подразумевая под «мусором», в частности, памятник «Тысячелетие России» в Новгороде и памятник «гражданину Минину и князю Пожарскому» в Москве… А тогда в «Вечерних известиях», укрывшись псевдонимом «Тис», он писал со смешанным чувством страха, отвращения и ненависти: «Хлыстовский „революционер“, нашедший в прошлом году в т. Ленине какой-то керженский дух, исследует „наперекор точнейшим естественным наукам“ то, что „маковым цветом искрится внутри у каждой рязанской
В общей сложности в 1918–1920 годах было вскрыто 65 рак с мощами святых в четырнадцати губерниях России. Через десять лет в поэме «Каин» Клюев воплотит весь ужас свершившегося, созерцая кощунство глазами «детины с угольком в зубах и с леворвертом на поясе», но уже не отделяя от него и себя — словно провоцировавшего тогда совершаемое на его глазах в 1929-м разрушение храмов своим поэтичнейшим словом о «сдвинутом светильнике».
…Сегодня вскрытие мощей. Любил могильные фиалки Подростком собирать в картуз, — Теперь на сон пустой и жалкий Я улыбаюсь в карий ус. Иду с товарищем-наганом На тайну смерти и гробов, В ладью луны за океаном Невозвратимых парусов. Луна — любовница светилам, Но в юно-палевый восход Тоска старинная по жилам Змеёй холодною ползёт. …………………………… Запахло тлеющим арбузом, И нос чихал от едкой моли… Мы написали в протоколе: «В такой-то год, в такой-то день Нашли в гробнице сохлый пень, Мироточивую колоду…» На паперти же по народу, Как в улье гуд, росла молва, Что Иоаннова глава Зардела… Ну, конечно, вапой. Мне кот услужливою лапой Помог бумагу подписать, Хвостом же приложил печать.Для Николая сбережение святых мощей, сохранение сокровищ древностей и сектантских архивов — единое подвижническое действие. Он увещевал и своих земляков на встречах, где произносил огненные речи «по текущему моменту», и делегатов уездного учительского съезда, произнеся «Слово о ценностях народного искусства». То, чем он раньше делился с Блоком и Есениным, то теперь пытался сделать достоянием провинциальных учителей.
«Думают, подозревают ли олончане о той великой, носящей в себе элементы вечности, культуре, среди которой они живут?
Знают ли, что наш своеобразный бытовой орнамент: все эти коньки на крышах, голуби на крыльцах домов, петухи на ставнях окон — символы, простые, но изначально глубокие, понимания олонецким мужиком мироздания?..
Как жалки и бессодержательны все наши спектакли-танцульки перед испокон идущей в народе „внешкольной работой“, великим, всенародным, наиболее богатым эмоциями, коллективным театральным действом, где каждый зритель — актёр, действом „почитания мощей“.
Искусство, не понятое ещё миром, но уже открытое искусство, и в иконописи, древней русской иконописи, которой так богат Олонецкий край…
Надо быть повнимательней ко всем этим ценностям, и тогда станет ясным, что в Советской Руси, где правда должна стать фактом жизни, должны признать великое значение
Учительство должно оценить этот источник внутреннего света по достоинству, научить пользоваться им подрастающее поколение, чтоб спасти деревню от грозящей ей волны карточной вакханалии, фабрично-заводской забубённости и хулиганства…»
Почти век прошёл, как были написаны и произнесены эти слова — а словно сегодня сказаны, и вновь надо возвращаться к тому, с чего когда-то пытались начать мудрецы, которых не пожелали понять тогда, не желают слышать и теперь.
И ещё одно: удивительным образом смысл и тональность клюевского «Слова о ценностях народного искусства» перекликаются со словом, что было опубликовано в 1965 году в «Молодой гвардии» под названием «Берегите святыню нашу!» за подписями трёх гениев, что тесно общались в своё время с Николаем — за подписями Сергея Конёнкова, Павла Корина, Леонида Леонова:
«Ни для кого не секрет, что на Севере разбираются на дрова, летят в топки пароходов, полыхают яркими кострами на лесосеках маленькие деревянные шедевры, создания безымянных предков, самородных русских зодчих. Гибель этих творений человеческого гения проходит в тишине, как явление вполне законное и закономерное… Нам стыдно и горько доказывать взрослым людям такие истины, но приходится говорить о том, что древние камни и знаменитые могилы (куда добирается небрежная рука осквернителя, добирается и даже шарит по костям, которые принадлежат векам, ради работ сомнительного научного значения), что эти камни и могилы — часть нашей истории, часть нашего собственного бытия. Горько и стыдно убеждать в очевидной истине, которую должно со школьной скамьи прививать человеку, доказывать, что эти обветшалые строения, отдаваемые на милость непогоды и хулиганства, святыни…»
С этого слова трёх русских титанов слова, резца и кисти и началось Всероссийское добровольное общество охраны памятников истории и культуры, на одном из первых заседаний которого старейший русский писатель и краевед, дворянин, прошедший лагеря и ссылки, Олег Васильевич Волков поинтересовался: «А не отправят ли, господа, нас за это на Соловки?» Горький жизненный опыт сказался в самом вопросе.
…А тогда Клюев, убеждённый в том, что христианские заповеди органически сочетаются с принципами коммунизма, надеялся, что его слово дойдёт и до земляков, и до власть имущих.
Но вскоре Николаю дали понять, что его понимание фундаментальных основ духовного перестроения государства и народа кардинально расходится с пониманием большинства «на заставах команду имеющих».
Глава 20
«ОБРЕТЕНИЕ ВОСТОКА»
Вытегоры вспоминали, что Клюев собирал толпы на своих выступлениях — будь это концерт или митинг. На него «народ валил валом», и, конечно, каждая его речь, будь это городская площадь или собрание в небольшом зальчике, тут же эхом отзывалась по всему городу.
— Истина победила! Вера и мысль освобождают порабощённых! Да здравствует Революция!
Кто только из ораторов не произносил тогда подобных слов… Но клюевское выступление на новогоднем собрании коммунистов в начале 1920 года воспринималось по-особому. Потому что — Клюев!
«Битком набит зал; пламенные речи ораторов, неизменно заканчивавшиеся революционными гимнами в исполнении духового оркестра, внимание аудитории и жуткие картины расправ обнаглевшей версальской буржуазной своры над безоружной 30-тысячной толпой коммунаров, их жён и детей — всё это создавало поистине трогательную картину отдачи вытегорами должной дани трагическому эпизоду из борьбы французского рабочего с господствующим классом… Митинг закончился вдохновенным словом поэта Н. А. Клюева о Коммуне».