Николай Негодник

Шкенёв Сергей Николаевич

— Привет святейшеству! — Глушата соскочил с седла и щелкнул копытами. Цепи и заклепки на жилетке согласно звякнули. — Вот только без благословений, если можно. Если нельзя, тогда лучше Харлама Давыдовича — у него шкура дубленая, а я натура тонкая и чувствительная, могу и помереть ненароком.

— Чего тебе надобно? — нахмурился Савва и нажал защелку на пастырском посохе, обнажая длинный тонкий клинок из теплого железа. — А по рогам?

Но черт проявил удивительное миролюбие, почти смирение, и в драку, против ожидания, не полез, только укоризненно покачал головой:

— Погоди,

ты чего сразу со скандала начинаешь? Я, можно сказать, все дела забросил, спеша на вызов, а тут вот здрасти-пожалуйста, в рыло норовят заехать. И зачем тогда нужно было меня к ночи поминать? Чего надобно?

— Нет, это тебе чего надобно? — повторил Савва и прокрутил посох пропеллером, готовясь к бою.

— Мне? Ежели только водки…

— Хрена, она только для своих.

— А я кто? Я и есть свой, государственный служащий, так сказать.

— Не может быть. — Патриарх хоть и не относил чертей к нечистой силе, но поверить ему все равно не мог.

— У меня и документ есть.

— Покажи!

Глушата долго копался в бесчисленных карманах жилетки, хлопая по бокам, будто вот-вот пустится отплясывать вприсядку. Наконец нашел и протянул немного помятую бумагу. Савва осторожно взял листок из когтистой руки, водрузил на нос очки и прочитал вслух:

«Пачпорт. Выдан Глушате Преугрюмовичу. Фамилии нет. Год рождения — не определен. Национальность — русс (с испытательным сроком четыре месяца). Профессия — черт особого назначения. Состоит на службе с сего дня. Дата… Подпись — Базилевс Котофеевич Мартовский. С доподлинным верно — князь. Далее неразборчиво».

Под текстом чернел отпечаток кошачьей лапы. Его невозможно было подделать, так как тигры со львами в местных лесах не водились, а у рысей след гораздо меньше Базекиного. Да и корявый почерк ученого кота ни с чьим не спутаешь. Если бы только курицы умели писать…

— Так свой, говоришь?

— Ага, даже с подоходным налогом определился.

— А здесь какими судьбами, кто послал?

— Ну… послать-то меня каждый норовит, — пояснил черт, убирая бумагу в карман. — Только не по каждому адресу иду. А как сюда попал? Ты же сам помянул. Нешто позабыл?

И тут Савва вспомнил.

— Это я про лечение говорил, — кивнул он в сторону печального привидения. — Видишь? Скосили нашему оборотню буйну головушку, просит на место приделать. Пришить нетрудно, а вот что дальше? Живая и мертвая вода нужна, знаешь, где взять?

Глушата почесал затылок:

— Помнится, был подобный случай в моей практике — богатыря Руслана оживляли… Знаешь такого? Впрочем, не важно. Найти — не проблема, в крайнем случае, и украду, не тратить же золото по пустякам.

— Ихь бин не есть пустяк! — громко возмутилось привидение вервольфа.

— Твоего мнения вообще не спрашивают, — отрезал черт. — Не подойдет ему живая вода — она для людей, а труп у нас в волчьем обличье.

— И что же теперь с ним делать?

— Будем сами зелье варить.

— Богомерзкое?

— Да ни в коем случае. Что уж мы, совсем без понятия?

— А ты умеешь?

— Конечно. Только ты, Савва Петрович,

помочь должен.

Патриарху предложение не понравилось, но народ вокруг смотрел восторженно и просительно. Выражая свои чаянья одобрительным гулом.

— Ладно, помогу. Только это зелье точно Августу не повредит?

— Наука требует жертв, — хмыкнул Глушата. — Да ты на него посмотри — что может повредить покойнику? Оживет, куда денется. Это ему еще повезло, что в волчьем обличье башку снесли.

— Не велико везение.

— Ну не скажи. Живучесть повышенная, потому и сразу ласты не склеил, как беломорский тюлень, а сил хватило привидением стать. Эй ты, болезный, жить хочешь?

— Натюрлихь!

— Тогда мотай отсюда и не мешайся под ногами. Иди вон шкуру собственную сторожи. Мух от нее отгоняй, а то живо к своему повелителю уволокут.

— К Вельзевулу? — уточнил Савва.

— К нему самому. Видел старичка пару раз — сволочь редкостная.

— И не стыдно так про своих? — укорил Глушату давешний лекарь.

— Ты чего, с дуба рухнул? — опешил рогоносец. — Вот народ пошел, совсем историю не знает. С каких это пор дьяволы для чертей своими стали? Савва Петрович, ты-то человек образованный, должен знать разницу.

— А она есть?

Глушата обиженно засопел, а Харлам Давыдович на всякий случай подвинулся поближе к хозяину. А вдруг от обидных слов перейдут к рукоприкладству? Уж лучше боевые вилы под боком будут, чем эти же бока порядочно намнут. Но черт не собирался скандалить. Наверное, решил, что стоит один раз объяснить людям суть чёртовской иерархии, чтобы потом не возникало путаницы и кривотолков.

— Нужно различать нас и дьяволов. Сам ненавижу этих оккупантов. Их ведь создал сам… сам… короче, тот самый, что всегда Творцу под ногами мешается. И потому они несут в себе… э-э-э… ну как это сказать…

— Искру?

— Хренушки. Искра Божья — она у людей в душе. И у нас немного, маленькая только. А у дьяволов души нет и быть не может, кишки только. У них по наследству внутри что-то мерзкое и вонючее. И характер потому соответствующий. Дерьмовый, честно скажу, характер.

— А кто же тогда вас, чертей, создал?

— Вы.

— Чего?

— Ну… не совсем вы, так-то мы сами родились. Интересная, кстати, история.

— Расскажи.

Глушата оглянулся по сторонам — призрак волка-оборотня издали знаками тоже просил продолжить рассказ. А с оживлением можно и подождать чуток, для привидений время — понятие относительное. А покойникам оно вообще до фонаря. Черт уселся поудобнее на принесенный кем-то походный стульчик и прокашлялся, показывая, что неплохо бы промочить пересохшее горло. Несколько фляжек с готовностью протянулись к рассказчику. Рогатый по бульканью определил крепость и выбрал одну, не вернув, впрочем, остальные. Глотнул прямо из горлышка, вытер кисточкой хвоста проступившую слезу и занюхал веточкой с ближайшего куста случайно уцелевшего чертополоха, развеивая между делом очередной миф. Понравилось. Допил до донышка и снова прокашлялся, прислушиваясь к ощущениям. Вот сейчас ничего не пересохло!