НИКОЛАЙ НЕГОДНИК
Шрифт:
– Ты как насчет…
– Всегда!
– честно ответил я.
Разговор продолжился прямо в лаборатории, причем, насколько помню, чуточку затянулся. Ненадолго - на день или два. Все же кусок канифоли не самая лучшая закуска. Наконец собравшиеся с силами специалисты усадили меня в кресло и с ног до головы опутали проводами. Один из спецов, кажется, Израил, если не путаю, сел перед огромным пультом со множеством кнопок и клавиш, став
– Коля, тебе кости укрепить?
– Не знаю.
– Ладно, пусть будет. Сейчас мы из тебя настоящую Мэри Сью сделаем!
– Эй, - забеспокоился я и принялся срывать с себя присоски.
– Бабой быть не хочу.
– Это так образно говорится. Сядь на место!
– И все же…
– Да ладно, не бойся, все хорошо будет. Мы же из хранителей сюда разжалованы, плохого не посоветуем.
Действительно, процедуры прошли гладко, не отразившись на внешнем и, по некоторому размышлению, внутреннем облике. Успех закрепили легким обмытием. И еще раз. И еще. Неизвестно, сколько бы продолжались наши посиделки, если бы Израил случайно не взглянул на монитор стоящего на столе компа.
– Коля, а как у вас там хоронят, закапывают или кремируют?
– Кого как, а тебе зачем?
– Мне ни к чему, а вот тебя уже отпевать заканчивают. И певчие, кстати, фальшивят на верхних нотах.
– Вах, Изя, да? Не отвлекай человека, ему пора.
Мы крепко пожали друг другу руки, и я очутился в тесном гробу. Подушка какая-то колючая… А певчие да, и правда фальшивят."
Глава 7
Над городом плыл колокольный звон, торжественный и грустный одновременно. У церкви Перуна-пророка собрался народ, но внутрь почти никто не попал - не хватило места. Стоявшие в оцеплении воины сдерживали толпу, пытающуюся пробиться для прощания с князем, и сдержанно, подобающе моменту, переругивались с самыми настырными.
– Куды прешь, идолище толстомясое, мать твоя кобыла!
– суровый, со шрамами на лице, десятник ткнул тупым концом копья в выпирающее брюхо славельского купца, приехавшего в составе посольства, но, по случаю малого чина, на отпевание не допущенного.
– Сейчас закончится, и всех допустят.
– А можа пройду, а?
– не отставал гость.
– А я отблагодарю.
– Чем?
– Вот, - в руке просителя блеснула монета.
– Другое дело!
– десятник посторонился, и купчина протиснулся между воинами. Серебряный крестовик незаметно поменял хозяина.
– Добро пожаловать, ваше степенство!
Вслед
– За что ты его так, дядя Фрол?
– удивился кто-то из толпы.
– Ить денежку-то взял.
– И чо? Теперь приказ выполнять не надобно, а? Да за такие слова…
Спрашивающий в испуге отшатнулся и спрятался за чужие спины, а десятника потянул за рукав один из подчиненных:
– Брось ты их, Фрол Твердятыч. Чего они в службе понимают?
– Действительно, - старый воин оглянулся и размашисто перекрестился на церковь.
– Вот князь понимал, да. Но ничего, Макарушка, он нас милостью своей не оставит.
– Это как?
– Я слышал, будто митрополит его в святые произвести хочет.
– Да ну?
– От те и ну. Савва, ежели чего обещал, сделает.
– А разве можно?
– Чего бы нет-то?
– Ну как… - Макар понизил голос.
– У грекосов монахи годами не моются, святости достигая. Постятся, опять же, а уж на баб и взглянуть боятся. А через то некоторые наложением рук людей исцеляют. Чесотку там али чирьи.
– Ну, ты и дурень - баней проще такое лечить.
– То баня, а то святость.
Тяжелый подзатыльник оборвал рассуждения, а перед носом нарисовался кулак.
– За что?
– Сейчас еще добавлю, тогда узнаешь. Неча совать свой нос туда, куда кобель хвост не совал. Твое ли дело?
– Да я же в хорошем смысле слова.
– А в любом. И не гневи Господа, Макар, а не то женишься на рябой и кривой. Ага, на обеих. И сопливые будут обе.
– Так ведь… Наш князь и выпить любил, и покушать. И прочее тоже.
– Вот!
– десятник в подтверждение своих слов выставил указательный палец.
– Не липнет к нему грех, понял? Князю, в отличие от твоих грекосов, некогда на всякую хрень отвлекаться.
Макар в задумчивости почесал за ухом.
– Как про живого говоришь, дядя Фрол.
– А то! Дело-то продолжается, город вот этот… Да и прочее. Жить, Макарушка, нужно так, чтобы и сам радовался, и людям на тебя смотреть было радостно. Вот ты, человек служивый, какую главную задачу свою видишь?
– Воевать, конечно.
– Опять дурак. Не воевать, а охранять. Мы же, кроме как мечом махать, и не умеем ничего. Если и умели, так разучились. И потому должны следить, дабы никакая сволочь нормальным людям не мешала. Понял?
– Нет. Причем здесь князь, купец с крестовиком и наша служба?
– А потому что дурак! И хватит пререкаться!
Тем временем позабытый всеми славельский купец пришел в себя, огляделся осторожно, и пополз к церкви, стараясь держаться в тени крестильни. Никто и не заметил, как расплылись черты лица и исказился силуэт, он мелко задрожал, взвился сизым дымом, и потихоньку втянулся в распахнутые настежь двери. Только высокий, с длинной гривой спутанных черных волос человек, по виду иноземец, встрепенулся в непонятной тревоге, положил руку на рукоять узкого меча и оглянулся по сторонам.