Никому не уйти
Шрифт:
«Ну что, — подумал Фрэнк, — уже одним своим видом этот тип может наводить на людей страх. И он, пожалуй, именно такой, каким его представляют фэбээровцы и Шеридан». Тем не менее, каким бы чудовищным ни должен был казаться Боз, он не вытащил из-за спины окровавленную зубастую пилу и не обнажил вампирские клыки. Наоборот, он вполне доброжелательно улыбнулся.
— Я очень рад, — стараясь, чтобы его голос звучал искренне, произнес Франклин. — По правде говоря, я не ожидал, что вы ответите так быстро!
— А почему бы и нет? Я ведь сказал по телефону, что прочитал вашу книгу еще прошлой осенью. Я — большой почитатель творчества Льва Толстого, и посвященная
Итак, Боз — почитатель творчества Льва Толстого. Ну что ж, его рукопожатие действительно похоже на рукопожатие казака — долгое, крепкое и решительное.
— Пожалуйста, пойдемте со мной.
Они вошли внутрь дома, и вслед за ними тут же устремились ротвейлеры. Пройдя по длинному коридору с закрытыми боковыми дверьми, Франклин оказался в маленькой гостиной с ворсистым ковром на полу, красноватыми монотонными обоями и разносортной мебелью. В освещенной витрине у стены красовались современные копии античных бюстов, а также три различных образца огнестрельного оружия, изготовленного в ту эпоху, когда мужчины выясняли отношения между собой на дуэли где-нибудь в лесу. В комнате также находился низенький деревянный стол с кипой ежедневных местных газет, а на стенах висели черно-белые репродукции со снимков, сделанных знаменитыми фотографами, — большей частью фотопортреты каких-то людей. Франклину невольно вспомнилась жуткая «экспозиция» в кабинете Шеридана — снимки двадцати четырех трупов.
— Пожалуйста, садитесь.
В комнате было чисто, даже очень чисто. «А ведь Меланктон говорила, что у Боза нет прислуги и что он живет совершенно один», — мелькнуло в голове Фрэнка.
Хозяин дома предложил гостю выпить и — по просьбе Франклина — угостил его содовой. Себе он налил в стакан немного дорогостоящего коньяка, который слегка разбавил водой. Затем Боз затеял разговор о творчестве Льва Толстого и о русской литературе. Франклин, все больше успокаиваясь, подумал, что со стороны их разговор похож на беседу двух почитателей великого писателя — явление, в общем-то, самое что ни на есть обычное.
Однако Боз вскоре нарушил обманчивую идиллию.
— А как вы умудрились найти меня? — неожиданно спросил он. В его голосе чувствовалась подозрительность. — Откуда вы узнали мой адрес? — продолжал Боз. — Обычно на меня выходят через посредничество одного из моих издателей, которые, кстати, отзываются обо мне неизменно вежливо, но негативно. Я, признаться, не люблю, когда меня беспокоят.
Франклин закивал головой в знак того, что уж он-то прекрасно понимает Боза!
— Я узнал ваш адрес от одного из моих студентов в университете «Деррисдир», — ответил Франклин. — Его родители живут где-то здесь. Увидев, что я читаю одну из ваших книг, парень сказал мне, что вы живете в Довингтоне.
— Хм… А как его зовут?
— Кого?
— Вашего студента.
— Э-э… Пуллман. Дэвид Пуллман.
К великому удивлению Франклина, Боз достал из кармана блокнот и что-то в него записал! Вранье само по себе обычно ускоряло пульс Фрэнка, а этот поступок Боза заставил его сердце бешено колотиться… И это при том, что Фрэнк сейчас сам ничего не придумывал, а всего лишь следовал инструкциям Меланктон и мисс Ванг: это они предложили версию о студенте, якобы выросшем в Довингтоне.
Боз взял со стола стакан с коньяком и выпил его почти залпом.
— В письме вы сообщали мне о желании написать новое эссе…
— Да, — подтвердил Франклин. — Свое первое эссе я посвятил исключительно писателям прошлого. Вопросы, которые у меня при этом возникли, очень
Боз с понимающим видом закивал головой. Франклин продолжал:
— Именно поэтому я решил переадресовать свои вопросы, которые, кстати, скрупулезно записал, современным романистам. Размышляя над тем, к кому именно мне следует обратиться, я подумал, что, судя по вашему творчеству в течение целого ряда лет, вы обладаете своей собственной методикой — весьма специфической — и что для вас найдется место в моем новом проекте.
Боз недовольно поморщился, и Франклин тут же почувствовал, что его ладони становятся влажными. Он не испытывал сейчас особой уверенности в себе и очень сомневался в том, что говорил в данный момент хозяину дома.
— У меня есть своя собственная методика? — переспросил Боз. — Что вы под этим подразумеваете?
Прежде чем ответить, Франклин решил выпить содовой: в горле у него пересохло, а язык еле ворочался. Он так волновался, что позабыл о стакане и сделал глоток прямо из бутылки.
— Насколько я вижу, у вас при написании романов прослеживается стремление к точности и правдоподобности, которое я редко замечал у других авторов. А если быть точным, то почти никогда не замечал. Именно этим вы и интересны. В своем эссе я могу противопоставить вас огромному числу других писателей-романистов.
Франклин снова взял бутылку с содовой и отхлебнул из нее.
— Неужели? И каких же именно романистов? — сдержанно поинтересовался Боз.
Франклин пожал плечами.
— Да их полно! — воскликнул он. — Скажем так: среди писателей есть, с одной стороны, выдумщики, а с другой — реалисты. Вашингтоны ирвинги и уильямы дины хоуэлсы. Так было всегда — во всех странах и во все эпохи. Однако даже среди реалистов лишь немногие решились зайти так далеко, как зашли вы. Вот хотя бы… — Пример, который сейчас собирался привести Франклин, был подсказан ему сотрудниками ФБР. — Как-то я пошел в больницу Конкорда, захватив с собой ваш роман «Редуктор».
Боз еле заметно нахмурил брови. Этот великан сидел в своем кресле совершенно неподвижно; в одной руке он держал пустой стакан, а другая покоилась на подлокотнике. Пока что все попытки Франклина хоть как-то расшевелить его ни к чему не привели. Но Франклин упорно продолжал:
— В больнице я разыскал акушера и зачитал ему отрывок, в котором главная героиня — бедняжка Джанин Демиллес — рожает одна в лесу. Акушер был потрясен точностью и подробностью описания процесса родов. Разрыв промежности, по его словам, описан очень и очень достоверно. И это невозможно выдумать просто так, из головы! Как и я, акушер восхитился реалистичностью вашего повествования. Подобная оценка — явление достаточно редкое: обычно специалисты весьма нелестно отзываются о писателях-романистах, считая, что те без зазрения совести перевирают любую науку так, как им вздумается.
В ходе этой своей тирады, заученной под руководством мисс Ванг, Франклин то и дело мысленно повторял себе, что ему необходимо сосредоточиться на творчестве Боза. Ему ни в коем случае нельзя переходить на другие темы и позволять Бозу о чем-нибудь расспрашивать его, Фрэнка!
Боз улыбнулся — впервые с начала их беседы.
— В самом деле? Это мне льстит…
— После встречи с акушером я пришел к мысли, что обязательно посвящу вам в своем будущем эссе целую главу.
— Может, это было бы и справедливо. Впрочем, вам еще нужно очень многое обо мне узнать.