Никто нигде
Шрифт:
К этому времени у меня сформировалось отчетливое сознание своего «я», и я понимала, что с «персонажами» как чем-то отдельным от меня пора расставаться. Однако я еще не была готова повернуться к людям.
В одном магазине я наткнулась на потрепанную мягкую игрушку. Она лежала в коробке с подержанными игрушками, вытертыми, поломанными или рваными. Существо неопределенного вида — какой-то гибрид собаки, кролика и овцы, с голубым бантом на шее. Лет ему было, должно быть, пятнадцать-двадцать, и стоил он двадцать пенсов. Я купила его и назвала Пес-Попутчик. Ему предстояло, как моим «персонажам», везде путешествовать со мной. Он должен был стать моим мостом к живым существам за пределами
Пес-Попутчик был мне нужен, однако его физическая близость вызывала неприятные чувства. Это был новый для меня опыт: я еще не привыкла к тому, что у моего тела есть четко очерченные границы, а за ними находится что-то, мне не принадлежащее. Это тревожное чувство я испытывала и прежде, но не понимала, что оно означает, пока не начала постоянно носить с собой нечто, напоминающее о том, что мир вокруг меня полон других существ, также мыслящих и чувствующих. Я много плакала — но, когда мне хотелось забыться или причинить себе боль, вместо этого старалась себя обнять.
С Псом-Попутчиком, охранявшим меня в ночной тьме, мне стало чуть легче засыпать. Однако он не мог отогнать кошмары; последняя битва для меня была еще впереди.
Пес-Попутчик лежал рядом со мной на подушке. Я спала и видела во сне пустой склад. Уилли подошел к Кэрол, стоявшей рядом с каким-то мужчиной.
— Это мой клиент, — сообщила Кэрол. Она во сне была подростком, а мужчина нависал над ней, как башня. В небрежном словце «клиент» слышался намек на печальные приключения Кэрол в роли домашней проститутки.
— Ты можешь жить иначе, — сказал Уилли.
— Да ну? — насмешливо откликнулась Кэрол. — И где же я должна жить, по-твоему?
Кэрол застряла в прошлом — и, прямо скажем, не в лучшем периоде своей жизни. Настало время показать ей, что теперь все иначе. Ей есть куда идти.
— Ты можешь жить со мной, — сказал Уилли. Незнакомец смотрел на него надменно и презрительно, но Уилли не обращал на него внимания.
— А чем я заплачу? У меня денег нет, — ответила Кэрол.
— Будешь готовить и мыть посуду, — предложил Уилли.
— Я могу сама о себе позаботиться! — заявила Кэрол.
— Конечно, — ответил Уилли. — Но, может быть, ты захочешь остаться со мной. Не понравится — тут же уйдешь. Дверь будет открыта.
И, по-прежнему не глядя на незнакомца, он повернулся и двинулся прочь. Кэрол взглянула на незнакомца, затем перевела взгляд на уходящего Уилли… и сделала то, что у нее лучше всего получалось — пошла следом.
Я снова достала ящик со своими «сокровищами», извлекла оттуда пуговицы, колокольчики, обрывки кружев. День заднем часами сидела над ними, раскладывала по категориям, а затем снова перемешивала. Я наслаждалась свободой быть собой. Наконец-то я была дома, в теле, которое ощущала своим. Больше я не стану причинять себе боль — и никому другому не позволю. Не позволю на меня давить и заставлять делать то, что мне не по душе. Пока не научусь этому сама, меня будет поддерживать Уилли. А Кэрол будет беззаботно болтать там, где нужно — опять-таки, пока я сама не освою искусство непринужденного общения. Я знала, что постепенно мои «персонажи» померкнут, но к тому времени их сменят настоящие живые друзья, обретенные в «их мире». А пока этого не произошло, Пес-Попутчик будет со мной. Из защитника Пес-Попутчик постепенно превращался в спутника и друга, а я принимала на себя двойную роль подруги и заботливой хозяйки. Война с «их миром» окончилась. Без победителей, без побежденных. Окончилась заключением мира.
Книга
Среди них было несколько фотографий именно с таким взглядом: взглядом, который словно делил мое лицо надвое — и какое-то внимание к фотографу отражалось лишь на одной его половине. Фотографии эти были сделаны в разные годы разными людьми. Поразил меня мой возраст на самой ранней из них. На этом фото я сидела на детском стульчике. Должно быть, мне было несколько месяцев отроду — точно не больше четырех. Потом выяснилось, что эту фотографию сделал мой дядя, когда мне было всего несколько недель. Но выражение лица было ни с чем не спутать — особенно в сравнении с последующими снимками такого же рода. Один глаз был скошен внутрь — и эта сторона лица улыбалась. Другой напряженно смотрел в пустоту — и эта сторона лица была безжизненной и пустой.
Я хотела познакомиться с другими аутичными людьми, о которых уже столько слышала, — и с удивлением узнала, что их очень немного, и все они живут в разных местах, разбросанные по стране и по миру. К еще более немногочисленной категории относилась я сама. Я стала «высокофункциональной». И все же мне нужно было увидеть других. Лишь встретившись с другими, оставшимися на той стороне общества, могла я понять, где мое собственное место. Я познакомилась с миром так называемых «нормальных» людей — людей, одной из которых так хотела стать. Теперь настало время познакомиться с людьми, запертыми там, откуда я пришла и где — в какой-то мере — все еще оставалась.
Рядом с крупной неторопливой женщиной по имени Кэт мне было более или менее спокойно. Говорила Кэт медленно, ровно и отчетливо — за ее речью легко было следить. У нее были длинные прямые седые волосы и внимательный взгляд; я чувствовала, что она мне рада, однако ничто в ее поведении не было навязчивым и не смущало.
У нее был аутичный сын, мой ровесник. Когда я впервые его увидела, он перебирал цветные бусины. Я не стремилась к тому, чтобы он со мной здоровался или спрашивал, как я поживаю. Все эти слова предназначены для тех, кто хочет переселиться в «их мир» — а Перри, сын Кэт, этого явно не хотел.
Я села на пол рядом с ним, зачерпнула горсть цветных пуговиц и стекляшек. Разложила их на группы, а затем, не говоря ни слова и не глядя в сторону Перри, протянула одну группу стекляшек туда, где он играл со своими бусинами, и высыпала на пол. Перри подобрал их, протянул руку и положил рядом со мной. Я вспомнила, как сама впервые начала общаться, повторяя действия других; однако теперь здесь не было никого, кто бы заявил, что такой способ общения недостаточно хорош. Некоторое время мы передавали друг другу стекляшки, а затем изменили игру. У меня был с собой колокольчик: я звонила в него и бросала, чтобы Перри его поймал. Как и прежде, Перри повторял мои действия, но теперь с одним отличием: ловя колокольчик, он начал издавать звуки. Я делала то же, что и он; мы звонили в колокольчик и перебрасывали его туда-сюда все быстрее и быстрее, все более явно обращаясь друг к другу.