Нищие
Шрифт:
Юрайт вдруг заметил, что около здания Рижского вокзала на обочине дороги сидело несколько цыган-мужчин, и они о чем-то эмоционально спорили. К ним иногда подходили женщины-цыганки, перекидывались несколькими фразами и исчезали в толпе.
Он стал присматриваться к монашкам. Две из них были явно цыганского происхождения. Они почти не подходили к машинам отечественного производства и предпочитали работать только с водителями иномарок. Когда они читали краткую молитву после пожертвования или что-то говорили водителям, Юрайт видел рты, набитые золотыми зубами. Детишки, как школьного, так и дошкольного возраста, не цеплялись за цыганок, а бегали вдоль рядов машин и, если не
Самый верткий лет десяти подросток, смяв в кулаке сторублевую бумажку, бросил её в открытое окно прямо в лицо водителю. Тот что-то грубо сказал ему вслед, и тогда цыганенок смачно плюнул на лобовое стекло и отбежал к обочине под защиту цыган-мужчин. Тут же зажегся зеленый, и водитель, то ли решив следовать правилам дорожного движения, то ли не захотев связываться с юным хулиганом, дал газ, и оплеванная машина затерялась в общем автомобильном потоке.
Юрайт допил кофе, отодвинул чашку на середину столика и вытащил ручку и блокнот. Засек по своим электронным часам время. Красный глазок светофора горел ровно одну минуту. За это время одна монашка обходила пять-шесть автомобилей. При самом удачном раскладе, два-три водителя опускали в коробку свои пожертвования. Кто тысячу, кто пять, а кто и десять. При неудачном - все отворачивались от монашки в другую сторону, и никто ничего не давал. Словом, предположил Юрайт, за минуту монашенка зарабатывала от пятисот до тысячи рублей. Значит, за день, если учесть перерывы на обед и по нужде, в коробке накапливалось от трехсот до четырехсот тысяч рублей. "Не хило", - подумал Юрайт и сделал знак, чтобы ему сварили ещё одну порцию кофе.
Многим попрошайкам в метрополитене и не снился такой доход. Конечно, в метро ездят люди небогатые, как правило, не имеющие личных автомобилей. И он, Юрайт, знал, что старикам и инвалидам бросают в головные уборы и картонные коробки самые мелкие бумажные купюры. Редкие тысячные и совсем редкие пятитысячные сразу же убирались в потайной карман, - дескать, вот, смотрите, люди добрые, как я унижаюсь перед вами, и сколько вы мне платите за это унижение. Много не насобираешь - только на бедность. Таким немым укором метрополитеновские попрошайки старались разжалобить московский народ и часто этого добивались. Сердобольная душа прикрывала кучу мелочи пятерочкой, а то и десяточкой, которая через пару секунд исчезала в тайниках нищенской одежды.
Но по сравнению с автодорожными подземные попрошайки были действительно нищими. Только его, Юрайта, заработок, да ещё нескольких "калек-воинов" мог соперничать с теми деньгами, которые падали в ящик отдельно взятой черной монахини. Но он, Юрайт, отрабатывал эти деньги в поте лица. Они же, наемные монашки, просто ходили между рядами машин и молча подставляли ящик.
Официантка поставила перед ним чашку ароматного кофе, сваренного по-турецки. Но в это время ему показалось, что к обочине дороги, где сидели цыгане-мужчины, подошел один из быков Кноруса. Он стоял задом к Юрайту, засунув руки в карманы широких штанов.
Один из цыган вытащил из внутреннего кармана синей болоньевой куртки толстый полиэтиленовый пакет и подал его парню. Пакет тут же исчез в кармане штанов. Парень ещё что-то говорил цыганам, они по-одному вставали и быстро исчезали в толпе. Наконец и последние два мужика-цыгана поднялись с бордюра, пожали парню руку и принялись что-то кричать монашкам. Женщины в рясах потянулись к своим руководителям, которые уже шли ко входу
Граф не спеша двигался в сторону пешеходного перехода. Юрайт отодвинул дымящийся напиток, бросил на стол десятку и выскочил из кафе. Теперь он боялся лишь одного: где-нибудь в укромном месте Графа ожидала машина, он плюхнется в неё - и поминай как звали. Правда, сам факт, что человек Кноруса встречался с цыганско-монашеским сообществом на Рижском автоперекрестке, уже говорил о многом. Да и нетрудно было догадаться, что полиэтиленовый пакет, который исчез в кармане брюк Графа, был наполнен денежными купюрами.
Юрайт в десяти метрах позади шел за Графом, хорошо различая в толпе его стриженый затылок. Бык направлялся то ли в сторону Крестовского рынка, то ли ко входу в метро. Лихо проскочив мимо движущихся машин по проспекту Мира, Граф потерялся в толпе. Юрайт не стал рисковать и дождался зеленого сигнала светофора, перешел на другую сторону дороги и в негодовании на свою осторожность сплюнул и чертыхнулся - обидно, конечно, было упустить Графа из поля зрения. Хорошо было бы "сфотографировать" номер машины или увидеть того, кому нес деньги Граф.
Юрайт вертел головой по сторонам, медленно двигался в сторону Крестовского рынка и неожиданно чуть не столкнулся с Графом.
Тот стоял около входа в крытую часть рынка и небрежно держал пальцами пуговицу на телогрейке какого-то бомжа. Бомж то и дело разводил руками, кивая головой в сторону перекрестка, где ещё несколько минут назад орудовали монахини.
Юрайт, к счастью, незамеченный Графом, шарахнулся в сторону и чуть ли не бегом удалился на безопасное расстояние, с какого его не заметил бы Граф. Тот же что-то нервно прошептал на ухо бомжу, а затем с силой оттолкнул его от себя. Бомж попятился от толчка, налетел на урну в виде пингвина, но каким-то чудом устоял на ногах. Через пару секунд он уже скрылся между рядами лотков и прилавков, на которых возвышались горы помидоров, огурцов и экзотических африканских фруктов.
Граф подошел к входным воротам и остановился. По всему было видно, что он никуда не спешил и, скорее всего, кого-то дожидался. Он, насвистывая что-то себе под нос, то и дело оглядывался в сторону лотков, где исчез бомж. И действительно - минут через десять около него уже стоял тот самый бомж и, понурив голову, что-то негромко говорил. Затем они уже вдвоем направились вдоль лотков к тыльной стороне здания рынка. Юрайт, стараясь быть незамеченным, следовал за ними.
Они прошли торговые ряды и скрылись в небольшом павильончике, который находился в безлюдном месте за корпусом рынка. Юрайт же не стал пересекать пустую площадку - его могли легко обнаружить, и тогда о выполнении задания Афинской не могло быть и речи. Граф отлично знал Юрайта, также как и Кнорус, недолюбливал его, и их отношения строились только на одном - сдаче выручки в пользу фирмы. И, конечно, если бы сейчас Граф вдруг увидел Юрайта, то, несомненно, догадался бы, что любимый ученик Афинской ведет за ним пристальное наблюдение.
Минут через двадцать дверь павильончика открылась, и из помещения стали выходить полупьяные бомжи и калеки. Они с трудом, держась двумя руками за стенку, сходили с крылечка. Подгоняемые Графом, они дошли до входных ворот, затем разделились на группки по пять-шесть человек и побрели в сторону перекрестка и здания Рижского вокзала. Граф, отвесив тяжелого пинка какому-то задержавшемуся бомжу, посмотрел на часы и, расталкивая прохожих, побежал по проспекту Мира в сторону спорткомплекса "Олимпийский".