Нити Данталли
Шрифт:
Бэстифар чуть склонил голову, и женщина невесело усмехнулась.
— Не понимаешь, — констатировала она. Аркал неопределенно повел плечами, и Кара кивнула, намереваясь развить объяснения. — Дело в том, что мы этого никогда не планировали. Никогда не говорили об этом, не думали даже. И, справедливо заметить, мы были осторожны. Но сегодня… впервые я этого испугалась по-настоящему. Если бы вдруг я действительно оказалась беременна, что бы из этого получилось?
— Я подозреваю, что вариантов всего два, третьего пола боги пока не придумали, — криво улыбнулся Бэстифар, получив
— Проклятье, я не о том! — раздраженно отозвалась женщина. — Ты ведь должен понимать, что у этого ребенка будет за судьба — сам ведь таким рос! Внебрачный сын, благо, признанный…
— То есть, ты боишься, что я не признаю ребенка? — прищурился аркал.
— Я тебе никто, — холодно произнесла Кара. — Таков был уговор изначально, и я соблюдала условия. Никаких обязательств, никаких привязанностей. У меня отлично выходило, и меня все устраивало. Я не ревновала тебя, Бэстифар, ничего от тебя не требовала. Меня вполне удовлетворяла роль любовницы, каких у тебя могут быть тысячи…
— Но у меня нет тысячи, — холодно отрезал аркал, возвращая женщине обжигающий взгляд. — Кара, вот сейчас замолчи и послушай, что я тебе скажу. Все верно, мы не планировали детей. Но если уж так произойдет, что они появятся, я не против.
Женщина изумленно заглянула в глаза царя.
— Бэстифар…
— Если уж на то пошло, я не могу представить себя отцом ничьих детей, кроме твоих. Я и это-то с трудом могу себе представить, но меня такая перспектива вовсе не пугает, я попросту не знаю, каково это. Разумеется, я признаю твоего ребенка, но, коли тебя все равно страшит его возможная судьба незаконнорожденного, хорошо, пусть будет законным. Это ведь так просто решается.
Кара глядела на аркала, не отрываясь, широко распахнутыми глазами.
— И ты готов вот так просто сделать своей женой любовницу, которая вздумала капризничать? — криво усмехнулась она. Бэстифар пожал плечами.
— Да я готов сделать своей женой хоть Грэга Дэвери, если так нужно! — прыснул со смеху он. — Это не имеет никакого значения. Статус для меня ничего не меняет, Кара. Подумай об этом на досуге.
Аркал кивнул, поднимаясь с кровати и направляясь к выходу из комнаты. Женщина не сумела вымолвить ни слова, лишь молча проводила его взглядом.
Оказавшись за дверью, Бэстифар шумно выдохнул и потер руками лицо.
— Проклятье, что за день сегодня! — в сердцах шепнул он, и спешно зашагал по коридору.
Сонный лес, Везер
Девятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.
Аэлин с трудом могла припомнить, когда плакала в последний раз. Толком поддаться своему горю юная леди Дэвери не сумела даже после смертей Филиппа, брата и матери: необходимость быть сильной высушила слезы и не позволила им прорваться наружу. Казалось, теперь каждая невыплаканная слезинка дождалась своего часа — молодая женщина, как ни старалась, не могла удержать сдавливающие горло рыдания, не могла совладать с собой, не могла заставить себя успокоиться. Возможно, когда-то эти чувства просто должны были
Охотница потеряла счет времени, она не могла подсчитать, как долго уже находится на крыльце дома вестника беды.
Аггрефьер вышел к своей гостье неслышно, как тень. Его трехпалая рука вновь легла на плечо молодой женщины в мягком утешающем жесте, от которого хотелось отчаянно закричать.
«Возьми себя в руки! Будь это существо настроено к тебе враждебно, ты была бы уже мертва!» — отругала себя охотница, тут же попытавшись утереть слезы.
— Простите, — не произнесла, а, скорее, выдохнула она. — Простите, Теодор, я не знаю, что на меня нашло, просто…
Голос вновь предательски сорвался, заставив женщину умолкнуть на полуслове.
— Можете ничего не говорить, леди Аэлин, ваши чувства для меня не загадка, — невыносимо снисходительно отозвался вестник беды, в его тоне послышалась легкая усмешка, среагировать на которую у охотницы не нашлось сил.
— Они загадка для меня, — упавшим голосом произнесла она.
— Будет проще, если вы будете честны хотя бы перед собой, — тем же тоном сказал аггрефьер.
— В чем я, по-вашему, должна быть честна, Теодор? — возмущенно воскликнула Аэлин, нарушая едва зазвеневшее молчание и обжигая иное существо взглядом раскрасневшихся глаз.
— Я бы сказал вам, но опасаюсь паранга на вашем поясе, — хмыкнул вестник беды. — Вы готовы будете убить меня за эти слова, ведь сами даже подумать об этом боитесь. Поверьте, мне это известно.
— Проклятье, — качнула головой охотница, не в силах посмотреть в глаза Теодора, глядящие так снисходительно и мягко.
— Мальстен Ормонт — хороший человек, — кивнул аггрефьер.
— Не человек. Данталли, — нахмурилась Аэлин, справившись, наконец, с эмоциями.
— В нем больше человеческого, чем во многих ваших собратьях, дорогая, — бегло отозвался иной. — Признайте это, и легче станет вам обоим.
— Хватит, — отрезала охотница.
— Как знаете. В конце концов, думаю, за минувшие два часа вы рассуждали об этом в достаточной мере, поэтому не стану вам досаждать.
Аэлин изумилась.
— Два часа? — переспросила она.
— А сколько, вы думали, прошло времени? — усмехнулся аггрефьер, и взгляд его вдруг изменился. Вестник беды прищурился, повернувшись к двери, и неопределенно качнул головой. — Замолчал…
Охотница вопрошающе кивнула, чувствуя, как вновь нарастает тревога.
— Что?
— Мальстен. Замолчал, — покачал головой Теодор.
— Так разве это… не хорошо? Значит, его мучения окончены?
— Можно сказать и так, — ухмыльнулся аггрефьер. — Данталли в течение расплаты должны оставаться в сознании, иначе они могут ускользнуть в руки Жнеца Душ и уже не вернуться в наш мир. Такое случается, когда расплата слишком сильна, и именно это сейчас происходит с нашим другом. Он замолчал в мыслях, я его почти не слышу. Он ускользает, леди Аэлин. Не справляется. А значит, его мучения и впрямь почти закончились.