Нити Данталли
Шрифт:
— Бэс, что ты творишь? Ты отдал все деньги…
— Друг мой, будь любезен, не держи меня за недальновидного идиота, — скорбно отозвался малагорский принц. — Этот тайник был далеко не последним из тех, что я устроил себе по дороге в анкордский лагерь. Пока средства имелись, я оставлял себе запас на каждом привале. Так что нам лишь остается добраться до следующего места.
— Сколько же ты с собой взял? — округлил глаза Мальстен.
— Сколько сумел унести, — невинно улыбнулся Бэстифар, продолжив подъем по лестнице. — Не переживай, моя родина от этого не обеднеет.
Данталли
— Ты все равно заплатил намного больше, чем могут стоить любые местные услуги, — с недовольным видом покачал головой он.
— Зато Вальтер теперь в лепешку расшибется, чтобы все эти услуги оказать в лучшем виде. Поверь, у нас будет самая вкусная еда, самое внимательное обслуживание, исполняться все будет по первому требованию, а это немаловажно. За это я готов переплатить.
Путники добрались до третьего этажа, и Бэстифар со скучающим видом принялся изучать комнаты. Интерьер во всех был практически одинаков и различался лишь незначительными деталями. На одной из них аркал остановился, заявив, что здесь ему пришлась по духу картина на стене, которая на вкус Мальстена являла собой неясные цветные кляксы: из живописи кукольник ценил лишь качественно выполненные портреты. Однако убеждать принца в неверности его выбора данталли не стал и сам разместился в комнате напротив.
Усталость лишь теперь тяжело надавила на плечи. В памяти всплыли последние минуты пребывания в анкордском лагере, лица солдат Кровавой Сотни, немного сочувствующая мина генерала Томпса, а вместе с тем — испуганное и одновременно непримиримое выражение глаз Рериха VII.
Мальстен старался не думать сейчас о том, куда теперь подастся, что будет делать, как намеревается строить свою дальнейшую жизнь, однако эти мысли прорывались сквозь все выставленные заслоны. Слишком многое переменилось в одночасье, слишком многим самонадеянный данталли рискнул, считая, что не будет раскрыт, слишком многое проиграл и тем самым подписал себе смертный приговор.
«Рерих не оставит этого так. Ему необходимо будет держать ответ перед правительствами других королевств, подписавших Вальсбургскую Конвенцию, он не позволит мне безнаказанно уйти», — с тоской подумал Мальстен, прикрывая глаза. — «Бэстифар помог, но это лишь отсрочка. Дальше меня найдут и казнят, это ведь ясно, и без Культа вряд ли обойдется…»
Данталли опустил рукав рубахи, пытаясь осмотреть порез на плече. Пропитавшаяся кровью ткань с трудом отошла от раны, однако боли после воздействия аркала не было. Сам порез был немного воспален и уже всерьез требовал обработки. Чем скорее, тем лучше.
Дверь в комнату открылась без стука, и на пороге появился осунувшийся и бледный от долгой кровопотери Бэстифар.
— Прости, если помешал, — улыбнулся он, — Вальтер принес нитки, какую-то жижу для обеззараживания и воду, они у меня в комнате. Зайдешь? Вынужден просить тебя о помощи: зашить самому себе рану на спине оказалось не так просто, как мне думалось. Я хотел принести все сюда, да вот руки трясутся, как после трехдневного гуляния. Чуть было все не расплескал.
— Да, разумеется. Иду, — кивнул данталли,
— Чудно, — расплылся в улыбке Бэстифар и, чуть пошатываясь, направился в свою комнату. Мальстен последовал за ним.
Взявшись за нить, данталли ловко вдел ее в ушко грубой кривой иглы. Малагорский принц оценивающе кивнул.
— Во дает! — хмыкнул он. — А я раз десять пытался, нитка не желала слушаться.
— Нити — это у меня, скажем так… профессиональное, — криво ухмыльнулся Мальстен. Бэстифар осклабился.
— Действительно.
Пока данталли дезинфицировал иглу, аркал бегло стащил пропитавшуюся кровью и потом рубаху, тут же откинув ее в сторону — почти брезгливо.
— Это уже только сжигать, — буркнул он. — Все-таки, лагерная жизнь — не мое. А я-то думал, воспитание в семье малагоркого царя на мне никак не отразилось. Ошибся, выходит.
Мальстен повернулся к аркалу и на миг замер, вглядевшись в его лицо. Сейчас из красного на малагорце была лишь кровь, текущая из раны на спине, и она практически не размывала его черт. И, казалось бы, эти самые черты остались прежними, но впервые стали детальнее, яснее.
— В чем дело? — Бэстифар приподнял смолисто-черную бровь и нервно усмехнулся. — Я не заметил еще какую-то царапину?
— Нет, — качнув головой, данталли отвел взгляд. — Просто впервые не приходится напрягать зрение, чтобы понять, как ты выглядишь.
Аркал развел руками.
— Красный — наш национальный цвет, в нем расхаживает почти вся Малагория…
Не договорив, Бэстифар покачнулся, прикрыв глаза, и дождался, пока уймется головокружение. Чтобы сохранить равновесие, ему пришлось опереться на стол. Мальстен нахмурился.
— Сядь, — кивнул он на табурет. Аркал выполнил указание устало потер глаза.
— Все-таки это чудно, — хмыкнул он. — Каждый раз думаю об этом, когда случается какая-нибудь такая досадная промашка. Люди и иные существа лелеют свои раны. Чувствуют их, уделяют им все свое внимание. А когда боль уходит, это приносит им истинное счастье. Я же могу ощутить лишь побочные последствия: слабость, головокружение… неудобство, одним словом. Каково это?
Мальстен отвлекся от третьего по счету стежка и непонимающе кивнул.
— Что именно?
— Чувствовать боль. Каково это? — улыбнулся аркал. — Что в этот момент происходит?
Данталли задумчиво поджал губы.
— Трудно объяснить, — буркнул он в ответ.
— А ты попытайся. Знаю, ты не очень словоохотлив, но все же. У кого еще мне это спрашивать, как не у данталли? Я видел, что ты чувствуешь, оценивал степень. Знаешь, примерно то же испытывают люди, которых пытают каленым железом. Правда, они при этом зачастую кричат, а ты молчишь. Почему так?
— Почему я молчу? Или почему от боли кричат? — нервно усмехнулся Мальстен.
— И то, и другое. Объясни, в чем состоит этот… гм… ритуал. Никогда не понимал, как связаны звуки, вырывающиеся из горла, с физическим ощущением боли. Просто знал, что одно неизменно следует за другим, но отчего так происходит, не задумывался. А теперь это не дает мне покоя.