Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
Шрифт:
Февзи вскинул голову и уставился взглядом на гостя. Его покоробило от этих слов. Перед его внутренним взором промелькнула череда русских людей, которые помогали ему на его нелегком жизненном пути, с которыми он дружил и дружит сейчас, рядом с которыми работает. Нет, не встречал он ни одного русского, или, говоря пространнее, ни одного русскоязычного человека, который подпадал бы под определение «злобствуют». Но в одном прав его гость - все злое и подлое власти делают от имени русских людей, апеллируют к русской истории, к русским захватам на востоке и на западе, к «славе русского оружия». А при чем тут русский человек?
– Наш
Ахтем в свою очередь пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
После трапезы хозяин и гость удобно уселись на широкой софе, поджав под себя ноги, а мальчишка нашел какую-то книгу и, придвинув табуретку под лампу, зачитался.
– Расскажи, как ты здесь устроился, - попросил Ахтем, и Февзи вкратце поведал ему о своей жизни, начиная с прибытия в Голодную Степь.
Теперь, когда Ахтем узнал кое-что о хозяине дома, он решил вернуться к разговору, который прервался едва начавшись.
– Да, слава Аллаху, ты жив и, видно, тут хорошо устроился. Но – не обижайся!
– плохо, что от своих оторвался, - начал он.
– Ты, вот, обиделся за русских людей… Да, я тоже знаю про академика Сахарова, про генерала Григоренко, про женщину эту, адвоката, забыл фамилию. Она, кажется, еврейка, но не важно. Еще другие есть, которые тоже за нас. А вот русский сосед Меметовых долго следил и выследил, что мы с сыном посторонние, незаконно проживаем. Написал донос в милицию, и вот мы зимой оказались раздетыми на улице. Если бы сынишка этого соседа не рассказал о том, что отец все выскакивает на крыльцо, ждет приезда дружинников, мы бы с Аметом сейчас в холодной каталажке бы сидели. Зачем он это сделал? Ведь никакой пользы ему от нашего ареста не будет! Зачем душу своего собственного сына доносительством подлым своим калечить? Только мальчишка хорошим оказался…
Февзи, имея перед глазами картину пробиравшихся навстречу снежному ветру плохо одетых людей, не мог ничего возразить. Он, между прочим, ничего не знал про ни академика Сахарова, ни про генерала, который встал на защиту крымских татар, ни про женщину-адвоката - никак не мог он приобрести давно желаемый транзисторный радиоприемник, дефицитную «Спидолу».
– И у меня друзья русские ребята, мы вместе не раз выходили плечом к плечу из разных передряг, - продолжал Ахтем.
– Но в Крыму кто над нами глумится? Их тут в Крыму натравливали на нас десятилетиями, они были уверены, что у нас рога на голове растут…
– Но они же не виноваты, что стали жертвой пропаганды, да и не все поддались этой пропаганде, - перебил Февзи, и подумал о Константине Федоровиче из Судака.
– А я в чем-нибудь виноват? За что они надо мной издеваются на моей же родине?
– в голосе Ахтема появились грозные нотки.
– Да, я малограмотный, я даже семилетку не закончил, факт. Но когда здесь в Крыму мне не дает прописку майор милиции, армянин по национальности, я не скажу, что это армянин нарушает мои права. Армянин этот или другой какой-нибудь там еврей, они все работают на Россию. Кто нас выселил? Скажешь Советский Союз? Нас выселила Россия!
Ахтем взволнованно замолк. Мальчик отложил книгу и пересел на софу и устроился рядом с отцом. Февзи молчал, понимая, что этот малообразованный, как он сам себя характеризовал, мужчина, по большому счету прав.
– Но когда мы говорим, что «русские
– Ничего!
– вспылил Ахтем. – Подумаешь, обидятся! От обиды не умирают, как умирают от голода! Вот у тебя все родственники погибли, вся деревня твоя умерла. Пусть эти обиженные подумают о том, как высланные татары умирали целыми семьями, когда они здесь в наших домах жили, нашим имуществом пользовались, наши кур и овец резали, наших коров доили! А мы умирали от голода и холода! И до сих пор еще мучаемся…
У Ахтема, как и у Февзи, от законного негодования, от горести воспоминаний бешено колотилось сердце. Внимательно слушающий их мальчик тяжело вздохнул и прислонился головой к отцу.
– Амет спать хочет!
– спохватился Февзи.
Он притащил из сарая раскладушку, достал из большого самодельного стенного шкафа матрац и теплое одеяло. Отец помог сынишке раздеться и уложил его в постель, в которой умаявшийся ребенок тотчас уснул.
Мужчины сели за стол, на который Февзи поставил стаканы и бутылку с самодельным вином. Ахтем продолжил разговор:
– Русскому народу, и твоим «простым русским», надо заглянуть в свою душу. Может быть, начнут стесняться развешанных в узбекских городах и кишлаках лозунгов «Слава великому русскому народу!». Я уже не говорю о том, что делается в Крыму. Россия - хозяин всего Советского Союза, русская власть унижает другие народы, русские везде имеют больше прав, чем люди других национальностей.
– Да, конечно, - заметил историк Февзи, выпускник ленинградского университета.
– Советский Союз является одной из исторических форм Российской империи. Иметь в паспорте запись «русский» это как иметь патент на доверие властей. И все же, я думаю, что не русскому человеку вдруг стало нужно выселять крымских татар или калмыков. Вот мои ленинградские друзья и знакомые, что, им надо было, чтобы татар выселили из Крыма?
– Надо было, значит, если русская власть нас выселила! – воскликнул Ахтем.
– Но если власть что-то делает от имени Ивана, не спросив его об этом, то разве виноват этот конкретный Иван? – возражал Февзи.
В такой манере шел некоторое время разговор.
– Да о чем мы спорим, - произнес, наконец, Ахтем.
– Знают, не знают, виноваты, не виноваты. Конечно, какой-нибудь любимый твой ленинградец Иван Иванович не виноват в том, что народ наш умирал в Азии, он не виноват в том, что меня с ребенком зимней ночью могут вышвырнуть из законно купленного дома. Не это сейчас важно! А важно то, кто будет использован властями в борьбе с крымскими татарами, борющимися за возвращение на свою Родину. Если будут везде кричать, что Крым русская земля, что надо освободить от татар русскую землю, значит, будем говорить, что мы боремся с русскими за наш Крым!
– Но русских советская власть использует, она подставляет русских людей, которым эта пропаганда не нужна! – не мог принять точку зрения своего гостя Февзи.
– Значит, пусть твои русские люди, чтобы остаться не замаранными, начинают борьбу с теми, кто их так подставляет, кто их назвал великими, а меня хочет приравнять к безродной и бездомной собаке! – Ахтем твердо стоял на своем, и в какой-то момент у него появилась мысль сейчас же покинуть этот дом, хозяин которого не понимает очевидных вещей, уйти с сыном в ночной холод.