Нижние Земли
Шрифт:
– Знаешь, – повторила Элис еще более задумчиво, чем до этого. – Эрика такая не одна. Вообще в Маардаме фонтан разводов.
– Всплеск, – поправил Густаф. – Наверное. Ты имеешь в виду, резкое увеличение количества?
Элис кивнула.
– Разводов, драк, бытовых ссор – вся статистика не просто поползла, скакнула вверх. Если бы это случилось только в последний месяц, можно было бы понять. Целых два маньяка подряд. Пусть даже у одного speciality – маги, а у второго – оборотни.
– Это не может не сказаться на настроениях в обществе, – продолжил Густаф ее мысль.
Элис кивнула еще раз.
– Ван Телген заметил это еще на прошлой неделе. Мы с ним подняли статистику
– Наверное, об этом надо доложить комиссарам? – неуверенно предположил Густаф.
– Мы подготовили рапорт Инспекторам.
Густаф ревниво зыркнул на это «мы», но Элис, кажется не заметила. Она развернулась на стуле и смотрела в окно – черный квадрат с редкими огоньками, обрамленный белыми рамами. Где-то там, внизу и вдали, те числа, которые она и ван Телген называли «подъемом по всем показателям» обретали плоть и кровь. Может быть, прямо сейчас кто-то там внизу избивал или убивал кого-то другого, чтобы завтра стать еще одной цифрой в полицейских отчетах, прибавив их рапорту для Инспекторов еще больше убедительности.
Густаф потянулся через стол и накрыл ее руку своей ладонью.
Элис вздрогнула и повернула к нему голову.
– Боюсь, без подписи обоих комиссаров мой рапорт Инспектор не станет рассматривать, – ровным голосом сказала она.
– Тео вернется скоро уже, – уверенно сказал Густаф. – Он нас не бросит. Тем более что убийства в библиотеке и в упырином квартале он взял под личную ответственность.
Элис поморщилась.
– Упырином, – тоскливо сказала она. – Ну как вы так можете? Вы не пропагандируете равные права, не кричите на всех углах о равенстве, вы называете вампиров упырями, а оборотней – псинами. В Чикаго тебя бы за эти слова засудили. Но в вас нет и капли... bigotry.
Свободной рукой Густаф взъерошил светлую челку и улыбнулся.
– И как тебе мое внезапное чувство расизма? – спросила Элис, затягиваясь.
– Не знаю, как там с чувством расизма, а над чувством языка тебе еще работать и работать, – ответил Густаф, улыбаясь еще шире.
– Над чувством языка, значит, – сказала Элис, глядя на него очень внимательно. – Работать и работать, значит.
Густаф заерзал, ощущая внезапную неловкость под ее взглядом.
– А что? – спросил он самым дерзким своим тоном, тем, которым говорил Густаф-который-не-боится-спорить-с-преподавателями.
– Ничего, – Элис усмехнулась. – У тебя все на лице написано.
– И что же у меня на лице написано? – спросил Густаф еще более дерзким тоном.
– То, о чем ты думаешь.
– И о чем же я думаю?
Элис выпустила длинную струю дыма и сказала.
Потом затянулась еще раз, с нескрываемым удовольствием глядя, как Густаф идет пятнами.
– У тебя огоньки в глазах пляшут, – сказала она, потушила сигарету и потянулась к Густафу через стол.
Мысли Густафа она прочла совершенно правильно, о чем он ей, конечно же, сообщил некоторое время спустя, когда они уже и думать забыли и о статистике, и о вампирах, и о Тео. Не то чтобы нужно было озвучивать это вслух, хватило, собственно, и действий, но...
Но перед сном Густафу всегда хотелось поболтать, причем, желательно, на приятные темы, а не на те, которые стали обычными в децернате за последние месяцы.
– И вообще, – сказал он, целуя Элис в макушку и одновременно пытаясь натянуть на обоих одеяло. – Ты же придешь ко мне на выпускной?
Элис сонно пробормотала что-то, что Густаф принял как согласие.
Оборотни – как минимум, Марк – выражались куда более определенно. С другой стороны, приглашал их к себе на выпускной Густаф совсем не
В последние же дни он попадался на глаза оборотням гораздо реже – может быть, из-за того, что был слишком занят в своем отделе, может, по какой другой причине.
Одна из этих возможных причин, нет, две из этих возможных причин были для оборотней не меньшей головной болью.
После убийства Агаты Эрих прочно обосновался в квартале вампиров. А вместе с ним и Штефан, который хотя и был почти в три раза младше вампира, демонстрировал гораздо больше твердости духа и оказался просто незаменим в вопросах сглаживания острых углов между тонко-натурно-страдающими соотечественниками и и сравнять-все-с-землей-обещающими местными вампирами. Сиречь, между Эрихом и Свеном.
В тонкости межвампирных и международных отношений больше никто лезть не осмелился, а вернее, абсолютно все вплоть до комиссаров постарались слиться как можно быстрее и незаметнее, рассудив, что на таком уровне должны вступать в дело уже Инспекторы.
Они и вступили.
Скорее всего.
Об этом никому в децернате ничего не было известно. Кроме, может быть, Тео, но тот отправился в отпуск, не передав никому обязанностей по этому вопросу, что все (в первую очередь Ружа, во вторую – Марк) восприняли как зеленый свет. Зеленый свет на дорогу, ведущую как можно дальше от квартала вампиров.
Было у такого расклада и не очень приятное для децерната обстоятельство.
Два обстоятельства.
Возможно, совпадающие с причинами внезапного затворничества Джейка. Во всяком случае, обосновавшиеся в децернате примерно в то же время.
Приехавшие со Штефаном оборотни по понятным причинам не могли остаться в квартале вампиров, как их начальник и Эрих. И то ли по приказу свыше, то ли по личной договоренности между кем-то и кем-то Томаш и Петр обосновались в логове оборотней, только на ночь возвращаясь к себе в отель.
Этому решению не очень-то была рада ни одна из сторон.
Оборотни-иностранцы явно чувствовали себя не в своей тарелке, хотя и очень старались этого не показывать: Петр, глядящий на всех исподлобья, похуже, Томаш, улыбающийся всем искренне и открыто, получше.
Оборотни-маардамцы чувствовали себя немногим лучше, хотя их неловкость сглаживалась тем количеством работы, которое на них свалилось благодаря сотрудничеству с двойками. Херцландцы пытались помогать в меру своих сил: им из вежливости выдали необременительные задания (вроде мониторинга социальных сетей города, с чем прекрасно справлялся и один Ларс). Все прекрасно понимали, что это не что иное как синекура – что могли понять в соцсети маленького города, где почти все друг друга знали, два иностранца, на нижнеземельном-то разговаривающие не слишком хорошо. Однако же формальности были соблюдены, херцландцы могли сделать вид, что тоже занимаются чем-то полезным, а маардамцы – что очень этому рады.