Низость
Шрифт:
– «Кэрол Смайли», а? В общем, я так полагаю, с меня довольно. Там подтянуть, там поправить, и на нее снова можно подрочить. Разве стала бы ей отсасывать, а? Не в ее возрасте.
Теперь Син начинает несколько напрягаться. Мне это видно – он делает над собой изрядное усилие, чтобы сохранять безразличный вид.
– Ты про что, маленький? Девка выглядит на все сто, еще как! Возраст здесь ни при чем.
– Конечно, конечно – только когда женщина разменивает сороковник, у нее вкус как бы другой в одном месте, ты не думаешь? Видимо, что-то связано с гормонами, смена
– Идите на хуй, девушка!
– Куннилингус. Он способен разрушить самые прочные браки.
– Ну-ка, прогони еще раз!
– Задумайся. Развод происходит у большинства пар в возрасте тридцати пяти и пятидесяти, да?
– И?
– Короче, мужик находит себе молоденькую невесту. Молоденькая невеста счастлива. Молодая невеста разменивает сороковник. Пизда начинает портиться. Муж объявляет кунни-забастовку. Секс сводится к базовому и функциональному сношению. Жена чувствует себя непривлекательной и несексуальной, отказывает мужу в сношении. Муж страдает фрустрацией. Муж заводит роман.
– Ни хуя ж, Милли, ё! Ты ж не совсем больная, ты-то!
– Так все мне говорят.
Он пригубил шампанского, берет кожаную подушку и садится напротив меня. Я решаю, что немного ему польстила.
– Ну и? И к чем это все? Или тебе это все впарил какой-то ботаник?
В уголке его рта складывается улыбка и широко распахивает его.
– Здесь ничего нового нет, девушка. Просто поменял освещение и передвинул мебель, вот и все.
– Ну, этого точно тут не стояло, когда я в последний раз у тебя была.
Я киваю на уродливую эбеновую скульптуру бесполого ребенка.
– А, этот малый. Один мой кореш из Лондона подарил. Что скажешь?
– Отвратительная. Дешевая. Вульгарная.
– Вы бы с ним нашли общий язык . Я показываю язык.
– С чего, кстати, ты стал хороводиться со скульпторами, Син Флинн?
– Просто кореш и все, нельзя? Познакомился с ним в этом самом «Хоуме». Хороший парень, еще какой.
– Производит впечатление.
– Пьеро и все дела, занимается скульптурой…
– Пьеро?
– Он нам сказал, здесь есть скрытые смыслы и все, чего хочешь.
– Правда? – говорю я, изо всех сил стараясь не лыбиться.
– Ну да – типа он опустил детали, так, чтобы мы сами их домысливали.
Он демонстративно откидывается назад, ожидая, что я полезу в бутылку.
– Прости – о чем именно?
– Сама знаешь, – краснеет он. – Он не стал делать детали, чтобы как бы ты вложил собственное значение в эту штуку и все такое, в зависимости от того, что мы чувствуем. Типа, иногда я зову его Джимми, а иногда я зову его Шелли.
– Здорово, – говорю я, выпучив насмешливые глаза.
– Это так остроумно! Очень по-постмодернистски.
Он польщен. Глупо думать, что жлоб Син повелся на пиздеж какого-то скульптора, но пути Господни неисповедимы.
– Правда, что ли?
– Я имею в виду, не только потому,
– А, ну да. Права. Непохожее и прочее.
Он подозрительно разглядывает своего андрогинного друга. Несколько секунд мы сидим в тишине, потом я избавляю его от тяжкой обязанности сменить тему. Пьеро, сказанул!
– Как бизнес?
– Все в шоколаде, – говорит он, возвращая свою обычную самоуверенность. – Дней еле-еле хватает, если хочешь знать. Насчет нового суши-бара и прочее – заебся, дальше некуда. Я тебе не говорил, я открыл еще один салон на Смитдаун?
– Бордель для Энн Мэри?
Слова вырвались прежде, чем я успела подумать. Улыбка испаряется с его рожи, и всего на одну секунду я чувствую тот же прежний ползучий страх животного, попавшего в лапы к хищнику – но потом ухмылка возвращается на место, еще шире и нахальнее, и он начинает разговаривать со мной так небрежно.
– С чего ты взяла?
– Черт его знает, – отмазываюсь я. – Просто слышала, что она будет смотреть за твоим новым заведением?
– Смотреть за ним?
– Управлять. Слышала, она будет менеджером, типа того.
– Энн Мэри?
Он скалится своей большой и нахальной лыбой и качает головой в притворном сомнении. Встает и исчезает в кухне, а я добиваю шампанское одним махом, пытаясь притушить энергетику неловкости, которую я приволокла в комнату.
Это сказал мне Билли. Я встречалась с ним после лекций -мы ходили в «Дим Сам». Он широебился по городу целый день, бухал как евин. И в лучшие времена хранить тайну Билли сложно, а с двумя цистернами лагера, текущими в его организме, это стало зудом, терпеть который он больше не смог бы ни единой минуты. Ему надо было разгрузиться. Когда я забрела тем вечером в «Мандарин», он был похож на ребенка, которому не терпится в туалет. Он с трудом дождался, пока я сяду и закажу себе «Цинь Дао».
– Ты только прикинь, – заявил он, тыча в мою сторону вилкой. – Ни в жизнь не догадаешься, чего я только что обнаружил…
И торопливо озираясь, он сообщил мне конспиративным шепотом, что его будущая невестка не только страдает дьявольским пристрастием к кокосу, но еще и была завербована Флиннами помогать править их империей. Билли не пиздит про нее – сказал, что по-своему он испытывает к ней смутное уважение, за то что она настолько непробиваемо-амбициозная, как танк. Но он не хочет, чтобы кто-нибудь подсирал Джеми, и прежде всего его будущая жена, а он уверен, что Джеми ничего об этом не знает, а он готов отправиться и все ему прямо выложить. Я не ожидала, что смогу отговорить его от такой затеи – не из хороших чувств к Энн Мэри, а потому что я знаю, как в этом городе распространяются сплетни. Продавец мороженого за один день может превратиться в наркобарона. И я посоветовала Билли, что если он решил порвать себе задницу за благополучие семейной жизни своего брата, ему стоит дважды убедиться в достоверности фактов.