Но что-то где-то пошло не так

Дьяпо Алли

– Вера Петровна, я умею решать такие задачи. Легко. Задайте мне еще что-нибудь.

Задачи он решил ещё две, одну похоже вообще не третьеклассную, пришлось задуматься. Потом несколько примеров, потом чертил линейкой отрезки, делил их, слаживал, рисовал геометрические фигуры, делил их на части, слаживал разные фигуры друг с другом, искал периметры и площади. Мелькнула мысль, а площадь круга, разве это третий класс?

Наконец Вера Петровна сказала, – Довольно Федор, математику ты знаешь, даже много больше

положенного. Но где ты выучился? Для твоего возраста это очень сложно, и без учителя практически невозможно.

– Господу все возможно. Стараюсь жить с Богом в душе. Ну и мама очень помогала, если бы не она, у меня бы ничего не вышло. – Фёдор конечно лукавил, но как было ему выйти из такой ситуации без обмана? Как?

– Фёдор, ты очень меня удивил. – Вера Петровна, словно не услышав сказанного, взяла тетрадь, в которой он записывал задачи, рисовал фигуры, стала всматриваться, медленно перелистывая страницы.

А он мысленно просил прощение за вранье, – Господи прости меня грешного.

Вслух же отчетливо, раздельно произнес, акцентируя на слове умею, – Вера Петровна, я умею решать такие задачи. Легко. – добавил он

– С грамматикой вижу ты тоже хорошо знаком, и почерк очень неплох. Правда…, – она запнулась, пристально вглядываясь в написанное. – Правда он очень странный. Как у взрослого.

Она помолчала.

– А читаешь ты также хорошо, как решаешь и пишешь?

– Даже лучше Вера Петровна, чтение моё любимое занятие.

– Ты очень самоуверенный мальчик, даже не знаю хорошо ли это в твоем возрасте.

Фёдору стало стыдно, он почувствовал, как нагреваются уши, схватился за кончик левого, одернул руку – кипяток.

– Вот почитай пожалуйста, – она протянула тоненькую книжку Сказка о рыбаке и рыбке.

– Вера Петровна, я очень люблю Александра Сергеевича, но можно лучше вот это, – встал, подошел к учительскому столу, взял с края томик Чехова.

Пробежал по содержанию, выбрал понравившийся и начал с выражением читать,

– Антон Павлович Чехов. Спать хочется. Рассказ.

С таким усердием он не читал никогда в жизни. Поняв, что Вере нравится, он перестал напрягаться, речь его лилась хоть и торжественно, но свободно. Он менял интонацию, подстраиваясь под слова автора, под настроения героев. Атмосфера рассказа стала вытеснять реальность, спустя минуту они окунулись в нить повествования, заняв в ней место не наблюдателей, но участников.

Мучения Варьки захлестнули, заставили их сблизиться в своём сопереживании, забыть про окружающее, проникнуться друг к другу доверием и симпатией. У них появилось нечто общее. Так сближаются люди в своем желании помочь горю других, в своем желании разделить боль бедствующих и скорби обездоленных. Сами не заметив этого они сделали первый шаг навстречу друг другу.

И

надо же такому случиться, когда рассказ достиг высшего градуса напряжённости, своей кульминации, когда ложное представление уже овладевало Варькой, открылась дверь, и в класс вошел все тот же моложаво пожилой мужик, на сей раз уже в спортивном костюме.

Верочка прижала указательный палец к губам, – мол, тише, но поздно, момент был безвозратно испорчен. Страшное очарование рассказа рухнуло, чеховская магия рассеялась. Федор спокойно, без надрыва дочитал до конца и смолк. А незваный гость заплескал аплодисментами,

– Браво, колоссально, просто изумительно. Да вы батенька талант, да что там талант, талантище. – он изливался в похвалах, искоса поглядывая на Верочку.

Та молчала, не сводя с Фёдора глаз. Фёдор понял, что ей понравилось. Ему даже показалось, что в краешке глаза сверкнула слезинка, но Вера незаметно её стерла, и Фёдор поразился, как она умеет чувствовать, как сопереживать, принимая героиню рассказа так близко к сердцу, как настоящую, как живую. Какое же милосердие и любовь, какое сопереживание ложил в тебя Всевышний, что ты способна заплакать при чтении простого рассказа. И опять поймал себя на мысли, что лукавит, ведь он подсознательно специально выбрал этот рассказ, чтоб проверить её на способность сопереживать и жалеть. Ведь любить это и значит жалеть. Ему стало её жаль.

– Вера Петровна, Вы прекрасны. – прошептал он одними губами, но она услышала, засмущалась, как любая женщина.

Да, она услышала, а он нет, и он ничего не понял, когда Верочка, повернувшись к нему в пол оборота сказала, – Емельян Вячеславович, Вы идите, нам совсем немного осталось, мы уже заканчиваем и скоро выйдем.

– Хорошо Вера Петровна, я Вас в машине буду ждать, – Емельян Вячеславович явно не хотел уходить, и тем более не выглядел довольным, но всё же вышел.

В классе опять наступила тишина, и Вера полушепотом произнесла, – Федор, я всё сделаю для того чтобы ты досрочно сдал три класса и перешел в четвертый, хотя мне будет очень жаль, что ты уйдешь из нашего класса. Я буду очень по тебе скучать.

– Вера Петровна, я всегда буду рядом, стоит Вам только позвать. Да даже когда звать не будете, я всё равно буду рядом.

Обменявшись косвенными признаниями, они замолкли, опешив от столь бурно развивающихся событий.

Наконец Вера Петровна поднялась, – Сегодня директора школы уже нет, уехал в город, в РайОНО, а в понедельник я попробую с ним поговорить по поводу тебя. Эти бумажки я у себя оставлю. Хорошо?

– Хорошо Вера Петровна.

– Ну тогда всё, пора идти, меня дома мама ждёт. Пойдём Федечка, и тебя мать заждалась, наверное.

Вера Петровна закрыла форточки, окно, прикрыла и закрыла на ключ дверь. Они молча спустились по лестнице, Вера занесла ключ в учительскую, где уже никого почти не было.