Но что-то где-то пошло не так

Дьяпо Алли

Мама замолчала, воспоминания нахлынули в эту изболевшуюся душу. Рассказывая она вновь и вновь погружалась в атмосферу того потерянного земного счастья, когда был муж, детки, ещё чуть-чуть и будет своя крыша над головой. Много ли надо женщине. И вот всё рухнуло, и она, измучившись за долгие, длинные месяцы одиночества, изливает душу своему старшему мальчику. Горько, больно. Но Фёдор понимал, нужно выговориться. И уже не перебивал, не спешил, терпеливо ждал, внимательно выслушивая мать.

И мать, передохнув продолжила, – У нас таких

денег отродясь не было, пять с половиной мы накопили, и это по тем временам деньги огромные, машину можно купить, а тут ещё столько же надо. И здесь Карен помог, он вечно с какими-то личностями непонятными крутился, с ними батьку твоего и свёл. Те дали пять тысяч под небольшие проценты в долг на год, за год должны были отдать. Тяжело бы конечно было, но отец уже думал на дополнительную работу идти, грузчиком подрабатывать. Да и я, помнишь, уже шить научилась, неплохо получалось, постоянные клиенты появились. Выкрутились бы. И тут вот такое…

– Мам, а домик ты купила? – какие-то непонятные мысли изподтишка, по-тихому, начали вползать в мозг, Фёдор забезпокоился, встревожился.

– Какое там, когда Ванечка погиб, весь дом переискала, денег так и не нашла. Хотя с вечера отец в сумочку старую положил все деньги, вместе с документами, и под половицу, под шкаф старый спрятал. Шкаф был очень старым, тяжелым, мне и не поднять одной было, позвала Карена, сумку вытащили, а там одни документы, никаких денег. – Мама уже не плакала, глядя безжизненными, пустыми глазами в окно…

– А через два дня после похорон отца эти бандиты заявились, сказали, что наш долг никто не отменял, – нет Саши, значит я буду платить. И не дергайся мол, у тебя дети. Срок оставили тот же. У меня с похорон оставалось четыреста рублей – ребята по службе отца на похороны собрали, я им пятьсот сразу отдала. А остальные четыре с половиной Карен помог, сказал, что у своих взял, нужно будет отдавать. Вот и отдаю потихоньку. Еще две с половиной тысячи осталось, больше ста рублей в месяц не получается. Ещё самим жить нужно. – Мать горестно вздохнула.

– А Карен не помогает?

– Нет, он своим хозяйством, своей жизнью живет, замуж не зовет, в постель не лезет, такое впечатление, что как долг отдам, сразу нас и выгонит. Постоянно в разъездах, он в Молдплодовощпроме водителем, в этом году дальнобойщиком устроился. Вначале, как переехали, в скорой работал, но что-то у него там не сложилось. А сейчас мотается по всему Союзу, из рейса в рейс, неделями дома не бывает, да я и не печалюсь.

– Как с долгом рассчитаюсь, съедем отсюда, в селе можно рублей за тридцать, двадцать пять домик снять, а если комнату, то и дешевле, за двадцатку. Ареня, женщина одна одинокая вообще за безплатно к себе зовёт, она одна в двухкомнатном домике проживает. Совсем недалеко от садика и к школе гораздо ближе.

– Мама, вот, возьми, тут сдача, и вот еще, – Фёдор, вспомнив о деньгах покопался в карманах, вытащил, расправил насколько денежных купюр и выложил деньги на край стола. – Я сегодня у овощного киоска, где алкаши тусуются нашел

четвертак, и потом еще трешку. Себе часы купил, ножичек складной, арбузов ещё, а то осень пройдет, так и не поедим. Булочек вот, газировки Ванечке, ну и сдача, что осталась. Всего десять рублей с копейками. Я копейки себе оставлю, ладно?

Мать взяла протянутые Фёдором часы, внимательно их осмотрела, взглянула на лежащие на столе деньги, будто не понимая, что происходит, что это перед нею, потом отвтила.

– А я подумала на наши общие деньги купил, удивилась ещё, раньше ты так не поступал. Тусуются, так понимаю это собираются, проводят время, да?

– Ну да, – Фёдор аж ухмыльнулся про себя, опять прокололся. В семидесятые, в глухой молдавской провинции вряд ли кто такие словечки слыхивал.

– Это хорошо, что ты такой везучий у меня, нам эти десять рублей очень пригодятся, а то до получки еще неделя, а у нас только и оставалось, что та трёшечка, которую тебе на сахар давала.

– Мам, я, наверное, начну потихоньку искать, где подработать, чтобы с долгами побыстрее рассчитаться, может если узнаешь что, сообщи.

– Да где же я узнаю, лет тебе совсем маловато. Какая работа для тебя может быть, о чём ты.

– Ну может тебе чем-то помочь нужно, ты говори, не стесняйся.

– Как чудно ты заговорил, как же я тебя буду стесняться, сына своего, – усмехнулась мать.
– Скажу конечно. А вообще нам хватает пока, девяносто зарплата воспитателя, тридцать за полы, уборщицей в садике подрабатываю. Ещё немного шью, то тридцать, то пятьдесят в месяц выходит. А раз даже сто рублей заработала, даме одной из исполкома два платья и костюм брючный на заказ сшила. Очень уж ей понравились. Сказала, что ещё зайдет, но вот месяц прошел, пока нет. По сто рублей в месяц Карену отдаю, на остальное и живем…

– Да, чуть не забыл, – встрепенулся Федор, – У нас совхоз, взявший шефство над школой, будет кормить все классы обедами. И ещё молоко давать с булочкой первым классам. Все безплатно. Так что можно в садик не ходить на обеды. И еще, я хочу спортом серьезно заняться. Пойду в понедельник в город, искать секции борьбы и бокса, наверное. Ты как, не против?

– Ну что ты, занимайся конечно, я даже рада буду. Сможешь за себя постоять, и по улице болтаться не будешь. Занимайся конечно.

Мать откинулась на спинку стула и стала внимательно рассматривать Фёдора.

– Слушай, а что ты про сестрёнку молвил, прямо поразил меня таким открытием. Откуда ей взяться, если не замужем я, и не выйду уж никогда. После папки твоего, для меня мужчин не существует на свете. Однолюбка, наверное.

– Ну, в той жизни, откуда я, у тебя трое детей имелось, кроме нас с Ваней ещё дочка была, Христина. Ты с ней и её семьей так и жила, внуков нянчила. Их у неё аж девять было, тебе работы хватало…