Но кому уподоблю род сей?
Шрифт:
Чтобы рассмотреть обоснованность указанного деления, нам придется еще раз сменить направление нашего исследования, что все же вернет нас в конце концов к той теме, от которой мы отвлеклись для того, чтобы сказать несколько слов о гностицизме. 1так, упоминание слов с греческими корнями «пневматики», «психики» и «соматики» не должно нас обескуражить, ибо по сути мы имеем дело с терминами, хорошо знакомыми нам по предшествовавшему анализу текстов Священного Писания: психик есть не что иное, как «душевный человек», соматик — плотский, а пневматик - духовный. Сии три суть персонажи, упоминаемые Апостолом: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о «сем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?» (1 Кор 2:14-16).
«И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но
«Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир.» (Рим 8:5,6).
Кажется, мы доказываем существование именно трихотомии. Однако позволим заметить, что в указанных отрывках духовный человек противопоставляется как плотскому (1 Кор 3:1-4; Рим 8:5,6), так и душевному (1 Кор 2:14-16), но, к нашему удивлению, во всем Писании мы не находим и намека на различение плотского и душевного, более того, Апостол Иаков практически стирает грань между плотским и душевным, ставя последнее на одну чашу весов с бесовским: «[Зависть и сварливость] не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская...» (Иак 3:15). Столь же недвусмысленно отношение к душевному выражено в послании Иуды, который говорит о людях душевных, не имеющих Духа (Иуд 19), — то есть душевность и обладание дарами Духа Святаго являются несовместимыми состояниями, и, будучи душевным, невозможно иметь Духа. Итак, плотское и душевное, будучи так же близки друг другу, как и оба далеки от духовного, могут уподобиться льду, снегу и пару соответственно, — и, хотя снег легче растопить, чем лед, он так же далек от состояния пара, как и последний. Другое сравнение — плотского человека можем уподобить углю, а душевного графиту, тогда как духовный подобен алмазу, при том, что все три суть разновидности одного химического элемента — углерода. Конечно, графит меньше пачкает руки, чем уголь, но по сравнению с алмазом, он очень недалек от угля.
Изъяснение близости плотского и душевного нуждается в некоем примере, иллюстрирующем сказанное нами. В качестве такого примера можно рассмотреть две из десяти Моисеевых заповедей. Так, седьмая заповедь гласит: «Не прелюбодействуй.» (Исх 20:14). Сразу можно отметить, что сия заповедь безусловна — вообще не прелюбодействуй. И тот, кто не совершил сего плотского греха, ее исполнил. При этом сама седьмая заповедь ничего не говорит о возможном состоянии души исполнившего ее: с легкостью ли и радостью сделал он это, или же для усмирения плоти ему пришлось приковывать себя к камню или закапываться в землю? Теперь лил обращаем наши взоры на слова десятой заповеди: «Не желай жены ближнего своего.» (Исх 20:17). Как видим, за исключением гипотетически почти абсурдного случая, если бы жена ближнего насильно склонила человека к прелюбодеянию, сия заповедь даже и не говорит о плотском грехе, но о грехе душевном, грехе похоти. Сии заповеди чрезвычайно близки одна другой, ибо в их буквальном понимании обращены одна к плотским, другая к душевным, но за буквой их стоит глубочайший духовный смысл, о существовании коего нам тем более стоит напомнить, что впереди читателя «Дет изъяснение духовного смысла подобного рода запретов.
В отношении же греха, состоящего в нарушении означенных заповедей, надо сказать, что традиционное христианство без всяких сомнений считает гораздо более тяжелым грехом само прелюбодеяние, нежели одну только мысль о нем. И это только лишь один из примеров того, что самыми страшными и тяжелыми считаются грехи плоти. Менее тяжкими и легче искупаемыми считаются душевные грехи. Грехи же духовные считаются уже чем-то абстрактно-эфемерным, и разговоры о грехах в духе воспринимаются как попытка отвлечь внимание от более серьезных тем или, в лучшем случае, как разговор «за жизнь». Между тем для того, кому открыт смысл духовного греха, ясна несоизмеримо большая опасность именно духовного блуда, ибо тот, кто блудодействует по плоти, оскверняет плоть свою, которая и без того греховна, тот, кто блудодействует в душе, оскверняет душу, а тот, кто блудодействует духовно, оскверняет данный от Бога дух. Что же страшнее: осквернить то, что тленно и что и без того будет уничтожено (плоть), или то, что вечно (дух)? Однако, дабы соблюсти духовную чистоту, надо понять духовный смысл закона.
И да простит нам читатель очередной повтор, но плотские и душевные, с одной стороны, и духовные, с другой стороны, суть люди с качественно различающимися уровнями сознания, что влечет за собой различающееся понимание Слова Божия. Вспомните место, где Иисус, изъясняя отношения мужай жены, сказал: «не все вмещают слово сие, но кому дано». Он учит: «есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть
Не надо думать, что описанное представление о делении людей по сути на две категории мгновенно исчезло из ортодоксальной церковной среды, закончившись упомянутыми Иудой, Иаковом и Павлом. Вот, что пишет ученик Иоанна Богослова Игнатий Антиохийский: «Плотские не могут делать духовного, и духовные плотского, подобно как и вера дел, свойственных неверию, и неверие дел веры.» (Еф 8).
Вернемся к Апостолу Иакову и посмотрим, что он пишет о душевном чуть далее: «Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.» (Иак 4:2,3). Добавим, что, когда человек, не имея и не разумея, .прикидывается духовным и все разумеющим, то он никак не может получить ни духовности, ни разумения, и, лишь осознав отсутствие в себе чего-то, он может последовать заповеди «Ищите, „росите, стучите» (ср. Мф 7:7,8; Лк 11:9). (Вот мы и вернулись к тому, от чего отвлеклись.)
Некто спросит: а ну, как не найду? а что, как не дадут? а вдруг не отворят? Ответим словами Иисуса: «никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего.» (Ин 6:65). Сие может быть истолковано в том смысле, что человек еще недостаточно собрал себе масла в светильник, и сокровищ на небесах (Мф 6:20). Обращаем внимание читателя на то, что «с этого времени [после такого ответа Иисуса] многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним.» (Ин 6:66).
Основным вопросом, должным быть решенным тем или иным образом в первую очередь, но оставленным почти вовсе без внимания, является вопрос о тех тонких субстанциях, которые христианство называет душой и духом. Мы говорим «тем или иным образом», ибо сей вопрос может быть решен несколькими путями, в числе которых лишь одной из возможностей является введение догмы об их существовании.
Итак, начнем с того, что человеческий разум лишен прямой связи со всем тем, что принято называть душой, или, если хотите, сия тонкая субстанция не целиком, не вполне влияет на разум личности, с телом которой она связана в физическом мире. В лучшем случае в некоторых крайних обстоятельствах человек неподдающимся описанию способом «чувствует» вред или (крайне, исчезающе редко) пользу, которую могут принести его душе те или иные деяния. Чаще же человек, лишь уже соделав некое зло, испытывает определенное раскаяние или угрызения совести, или внутреннюю опустошенность, посредством чего он способен подпадать под влияние души. Не требуется обладать богатой фантазией, чтобы представить себе ситуации, когда человек не способен сознательно определять степень того вреда или пользы, которую те или иные его деяния могут принести его душе (по человеческому разумению говорим). Вообще говоря, и свое тело человек не осознает, а лишь чувствует, но сие чувствование неизмеримо более развито, и к тому же оно не оставляет сомнений в реальности тела.
В связи с вышеизложенным в отношении души приходится признать, что человек вынужден обращаться за руководством к Закону или к духовному наставнику. С телом ситуация чуть иная, ибо, за исключением явно патологических случаев, никто не станет спрашивать совета о том, можно ли жечь свою плоть огнем или резать ее ножом, «ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти» (Еф 5:29). Однако в отношении иного, например, пьянства — вновь говорим по человеческому разумению — человек столь же успешно не слушает советов. На такой случай слепоты разума в видении проблем души высказана Иисусом известная формула: «Какал польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф 16:26). Следует отметить, что в любом случае риторика Иисуса свидетельствует о непонимании человеком потребностей своей души, о том, что современный христианин в лучшем случае лишь слабо чувствует, но ни коим образом не осознает самого наличия у себя души. Вопрос души по сути сводится не к осознанию, а к вере в существование у себя души, и лишь после утверждения сей веры становится возможно говорить о посмертном или вечном существовании души и о ее судьбе после физической смерти человека — о спасении ее или о муках в геенне огненной. А не приняв во внимание душу, нельзя всерьез говорить и о Боге вообще, и вопрос того, что в человеке, еще в силу этого является основным.