Но в снах своих ты размышлял...
Шрифт:
Сидела недолго.
Когда она стала подниматься, я решила, что теперь-то она уж точно плюхнется прямо в бассейн.
Я не умею плавать.
Она медленно побрела вокруг бассейна.
Выглядела усталой.
Если она была голодная, могла бы поесть где-нибудь в конце концов.
Но очень уж она была грязная.
Обойдя бассейн, она опять присела на его край, с другой стороны, нагнувшись так низко, что видна была лишь ее согнутая спина.
Она закатала штанины до колен и сняла туфли.
Я
Она опустила ноги в бассейн.
День выдался солнечный и жаркий.
Все предвещало хорошее лето.
Потом я перестала наблюдать. Съела апельсин, откинулась на спинку скамейки — благо погода стояла прекрасная — и закрыла глаза.
Без пяти два я собралась обратно на работу и снова увидела женщину.
Она стояла на дорожке позади меня. Мне стало противно.
За пять марок шестьдесят пфеннигов, что лежат у меня в сумке, я могла бы купить себе апельсин.
Могла бы позволить себе усесться на скамье против бассейна и очистить его.
Вода в бассейне холодная. У меня ноги устали. Распухли, отекли, и туфли давят. Я жалею свои ноги.
Мама часто повторяла: «У девочки красивые ножки».
«Посмотри, какие у меня ноги. Нравятся?» — спрашивала я одного знакомого.
Когда десять лет тому назад я ушла из дому и начала самостоятельную жизнь, ноги мои вознаграждались за мою смелость лишь пузырями, я постоянно их натирала. Но потом они привыкли к каждодневным скитаниям. Стараясь облегчить им жизнь, я бродила лесными тропами. Там почва мягкая, пружинистая.
Ничего, вода их освежит.
Другие вон тоже свесили ноги в бассейн.
Я закрыла глаза. Голова как будто отделяется от туловища, мне кажется, что она держится на длинной шее, уставившись на ноги, которые как будто совершенно отдельно от тела стоят на гравии.
Сейчас мои ноги напоминают клюющих птиц.
Наконец через неделю объявляется родственник.
— Это моя племянница, — говорит он, — ее зовут Кристина Радлеф, урожденная Халлер. Выродок она какой-то, — объясняет он.
В четырнадцать лет первый раз сбежала из дому.
Родители у нее прекрасные люди.
Мой брат — преуспевающий делец, торгует лесом.
Она ведь обязана была выйти замуж, чтобы супруг продолжил лесоторговое дело. Лесоторговля Халлеров велась три поколения.
Так вот, в четырнадцать девчонка сбежала.
Полиция схватила ее в Гамбурге, когда она спала на скамейке в сквере.
С Кристиной хватало забот.
В день шестнадцатилетия мы обнаружили ее с моим сыном Йоханом рядом со штабелями досок во дворе. Забавлялись.
Могли бы и на склад пойти.
Но они устроились прямо во дворе.
И были наказаны ремнем.
Кристина
Брат подыскал ей жениха, кое-что смыслящего в лесной промышленности.
Восемнадцати лет Кристина вышла за него замуж и родила сына, который носит теперь фамилию Радлеф-Халлер и потом унаследует дело.
Но ведь Кристина ненормальная…
Матери не хотелось, чтобы дочь заработала дурную репутацию, и держала ее взаперти.
Я лично ничего худого Кристине не сделал.
В четверть девятого во двор въехала машина.
Хорошо еще, что водитель вовремя заметил распластанную на земле фигуру. Он выругался и затормозил.
Герберт Найдлих стоял у окна своей конторы и смотрел во двор. Он увидел, как шофер выбрался из кабины и подошел к телу. Склонился над ним, схватил за плечо и тряхнул.
— Эй, давай подымайся! — сказал он.
Потом вернулся к машине и вытащил бутылку водки Опять подошел к распростертой на земле фигуре, приподнял голову с коротко остриженными волосами и повернул лицом к себе. Это оказалась женщина.
Шофер рассказал:
— Сначала я решил: пьяный. А обнаружилось, что это женщина. Тут мне пришло в голову, что водка здесь ни к чему, но потом все-таки попробовал дать ей глоток — глядишь, поможет.
Герберт Найдлих наблюдал за тем, как шофер в голубой куртке с оранжевыми знаками дорожного рабочего на груди и на спине прижал к губам женщины бутылку.
— Но она не пила, — сказал шофер, — водка пролилась мимо прямо на свитер.
Я решил, что продолжать не имеет смысла. Потом обратился к господину Найдлиху, чтобы тот вызвал полицию.
Мне показалось, что дело плохо.
Она была совсем холодная.
К показаниям шофер добавит еще вот что:
— Мой отец однажды тоже чуть не наехал на такую же женщину, которая так же лежала, вся в грязи.
Он никогда не оставлял никого на произвол судьбы, лишь бы отделаться.
Он нервный.
Недавно, как обычно после обеда, он кормил птиц в городском парке.
Он говорит, что птицы успокаивают ему нервы.
К спиртному он никогда не прикасался.
Водка употреблялась только в технических целях.
Вождению я ведь у отца научился.
(Герберт Найдлих видел, как шофер медленно поднимался, опираясь рукой на колено.)
Когда шофер рассказал о случившемся дома, отец, хлебая суп, произнес:
— Эту я встретил вчера в парке. Она так чудно шла по дорожке.
Жена шофера сделала нетерпеливый жест.
— Было ясно, — продолжал муж, — что с ней что-то неладно. Она с трудом двигалась от скамейки к скамейке.
Жена шофера стала их поторапливать — чтоб скорее доедали суп.