Нобелевская премия
Шрифт:
То есть золотое дно для того, кто занят торговлей информацией.
Я ждал. Кроме меня, здесь был лишь один посетитель – из того сорта людей, которые, кажется, живут в газетных архивах: старик с волосами как солома, его потёртое пальто лежало на стуле рядом. Он благоговейно листал какой-то том и поминутно делал себе пометки карандашом, зачем-то слюнявя его перед каждым использованием.
И от него жестоко пахло, мягко говоря. Я коротал время в противоположном от него конце читального зала с последними
Минут через пятнадцать появился Остлунд с большим коричневым пакетом. Он заметно постарел, отпустил усы, которые ему не шли, но его снисходительный взгляд остался прежним. Он двадцать лет не высовывал носа из газетного архива, но держался, как всеведущий.
Он сразу увидел меня. Отставил пакет и протиснулся своим обрюзгшим телом через откидную полку стойки.
– А ты-то что здесь делаешь? – пробурчал он, пожав мне руку в такой манере, для которой, видимо, и было придумано слово «покровительственно». – Я думал, ты живёшь на содержании у короля.
– Король вынужден экономить, – ответил я. Он сощурил глаза.
– Хочешь, отгадаю. На спор, ты явился сюда не для того, чтобы пробежать глазами газетные заголовки за шесть лет.
– А разве это имело бы смысл?
– Вряд ли. – Он коротко огляделся и ещё немного понизил голос. – Кстати, всё подорожало, ты хоть в курсе?
– Сколько?
– Четыре тысячи.
Я водрузил на лицо непроницаемую маску игрока в покер. У меня не было четырёх тысяч крон, по крайней мере, в данную минуту. А когда невозможно отступить, остаётся лишь одно: жестоко торговаться.
– Две тысячи, – сказал я.
Он фыркнул, дохнув мне в лицо желудочной хворью.
– Ты шутишь? Стану я рисковать своей пенсией за какие-то жалкие две тысячи.
– Я всегда был хорошим клиентом, но сейчас у меня срочное дело, а я на мели, – ответил я. – Две с половиной. К тому же, мне не требуется ничего из ряда вон выходящего.
Остлунд принялся чесать свой рыхлый подбородок, делая вид, что колеблется. Но я-то его знал. Всякий раз, когда он хватался за своё лицо, дело было решённое.
Он повернулся к девушке.
– Энн-Ли! Можешь тоже пойти купить себе поесть.
Она подняла лицо с жующей челюстью.
– Я не голодна.
Остлунд что-то прорычал себе под нос.
– Тогда пойди припудри нос, о'кей?
Она хотела ещё что-то сказать, но потом предпочла просто соскользнуть со стула и с обиженным видом удалиться в подсобное помещение. Зашуршала её куртка, потом стукнула дверь.
– О'кей, что ты хочешь узнать?
Я кивнул головой на старика в углу.
– А что с этим?
– Глухой, как камень. И он не притворяется, не беспокойся.
Я спросил
– «Рютлифарм». Всё, что сможешь найти.
Он поднял брови.
– Швейцарская фармацевтическая фирма? В которой работает новая нобелевская лауреатка?
– Она.
– Раньше ты был оригинальнее.
– И впредь буду, – сказал я. – Как только смогу позволить себе твои цены.
Пришлось ему потрудиться за мои деньги. Спустя небольшую вечность он вернулся из служебных помещений с двумя папками, содержимое которых он добыл при помощи ксерокса. В то же самое время он сделал запрос по своему компьютеру, что принесло ещё одну охапку распечаток, а сверх того он вручил мне несколько дюжин копий с микрофильмов: фирма «Рютлифарм», судя по всему, постоянно была на виду.
– Вот тебе, – сказал Остлунд, подвинув мне по прилавку всю эту кучу, увязанную в старую конторскую папку и схваченную резинкой. – Честно говоря, всё это можно было выяснить и более дешёвым путём.
Я взял папку с внезапным предчувствием, что её содержание не продвинет меня ни на шаг. Предчувствие, которое было мне сейчас абсолютно некстати.
Я вспомнил ещё кое-что.
– Скажи-ка, у ваших конкурентов пару недель тому назад совершенно неожиданно умер молодой репортёр. Бенгт Нильсон из «Svenska Dagbladet». Известно ли об этом что-нибудь? Отчего, почему?
Остлунд поднял брови и оглядел меня снисходительно, чуть ли не с состраданием.
– Во-первых, – сказал он, – у нас нет конкурентов, мы все участники состязательного процесса. И, во-вторых: да. Известно.
– И что тебе известно?
– Бенгт Нильсон был человеком, который замахнулся слишком высоко. Честолюбив был до крайности. По глупой случайности он был сердечник и по глупой случайности не был пунктуальным. Если ты спросишь меня, он просто-напросто забыл вовремя принять лекарство. Это уже однажды чуть не погубило его несколько лет назад, но есть люди, которые не учатся на своих ошибках.
– А если я спрошу кого-нибудь другого? Какая теория будет у него?
От этого он занервничал.
– Пожалуйста, у нас свободная страна. По крайней мере, считается таковой. Но судя по тому, что я слышал, у Нильсона в кармане была оранжевая коробочка с белыми таблетками, и по глупой случайности отделения за два предшествующих дня оказались ещё нетронутыми. Я считаю, есть более основательные случаи для приложения теорий заговора.
Я зажал папку под мышкой.
– Я просто так спросил.
– Рад стараться. Маленький довесок за счёт фирмы. Надеюсь, ты оценишь.
– Ещё бы, – сказал я и вышел.