Ночь без алиби
Шрифт:
– Ничего не бывает без причины, - перебила меня Ула.
– Мой отец поначалу ссорился с кооперативом, а потом пошел на мировую и даже выступал против единоличников. А его прежний друг Вайнхольд был самым упрямым из них. И этот друг выставил как щит долговую расписку, пригрозил, что потребует выплаты, ну и мой отец решил защищаться…
Среди крестьян Фридрих Мадер пользовался уважением, его выбрали в члены правления кооператива; а в сельском хозяйстве он был поопытнее самого председателя, да и как организатор - посильнее. Пожалуй, Ула права, так оно и было.
– Чтобы порвать тонкую ниточку, связавшую кооператив
В глазах Улы мелькнул ужас…
– Что, если твой отец…
– Нет-нет, на убийство он не способен, к тому же подозрение наверняка сразу пало бы на Вайнхольдов. Тогда, в лесу, мы разговаривали громко. Убийца слышал, что мы спорили, и воспользовался моментом, когда я прижал твоего отца к дереву. Может, он уже стоял там или успел прыгнуть за дерево. Ну и ударил… Была такая темнота, что это вполне возможно.
Мы замолчали. Как все сложится дальше, я не представлял себе. Пока я видел перед собой лишь одну цель: заполучить долговую расписку.
– Бог с ней, с распиской, - сказала Ула.
Я оторопел, но постарался ответить спокойно:
– Нет, я ее заберу.
– Это нечестно.
– Пусть. Кривда на кривду. В этом случае только так и нужно. Может, тогда и получится правда.
Я вспомнил о стальной шкатулке в шкафчике. Вероятно, отец (мне опять не захотелось даже мысленно называть его отцом) вынул из шкатулки обе важные бумаги и, когда я помешал ему своим приходом, положил их на полку. А вскоре, возможно, снова запер их в шкатулку, недоступную для моей отмычки. Что, если в шкатулке спрятаны другие документы, из которых видно, какую сделку совершил отец с Мадером? Надо непременно завладеть связкой ключей! Узнать содержимое шкатулки, а потом уже делать выводы, решать и действовать.
– Неужели нет иного способа?
– Ула положила голову мне на колено.
– Я не хочу, чтобы ты ее… украл, - прошептала она.
Я погладил ее волосы.
– Он сам отдаст долговую расписку, я заставлю его. На этот раз ему не отвертеться.
– Только не сегодня, Вальтер. Продумай и как следует подготовься. Если сделаешь неверный ход, можешь проиграть всю игру.
Ула права. Проигравшему придется уступить. Но я твердо решил не сдаваться.
Долговая расписка - прошлое - двадцать лет назад… Разве не важнее сейчас искать убийцу? Я вспомнил вчерашний вечер, взломщика, который обыскивал дом Улы. Связано ли это с убийством? Я попытался как-то упорядочить факты, сопоставить их. Но из этого ничего не вышло. Моя уверенность слабела по мере того, как я стал рассчитывать возможные осложнения и способы преодолеть их.
– Вальтер, а не проще положиться во всем на полицию или уж съездить к прокурору Гартвигу?
– нерешительно спросила Ула.
– Нет, это мне решать, в какой мере можно позволить полиции вмешиваться в мои семейные дела, а не наоборот, - возразил я.
– Боюсь, что мы совершаем ошибку, - заметила Ула.
– Пожалуйста, не горячись.
– Она умоляюще поглядела
Да, так было бы проще, подумал я. Она права. Но у полиции нет основания обыскивать отцовский шкафчик. Кроме того, сегодня рождество. А завтра может быть уже поздно.
Я объяснил это Уле, умолчав, однако, о своем честолюбивом желании сообщить прокурору не только о возникших подозрениях, но и выложить перед ним новые неопровержимые доказательства. Ула успокоилась.
– Обедать придешь?
– спросила она.
– Сбегаю по одному делу и скоро вернусь, - пообещал я ей и ушел.
Я хотел поговорить с Соней Яшке. Может быть, она даст мне ниточку, по которой я выйду на след убийцы. Вернер Яшке сам…
VI
Двор Яшке был расположен в сотне шагов от дороги. Издали казалось, что он вжался в снег. Широкие дощатые ворота распахнуты настежь; левой створкой играет ветер. Кроме тихого скрипа ржавых петель, вокруг ничего не слышно. Даже из хлева не доносится ни звука. На снежном покрове видна редкая стежка полузанесенных следов. Помню, еще до моего ареста это хозяйство считалось образцовым по чистоте и порядку. А теперь… сельскохозяйственные орудия торчат из-под снега, который даже не отгребли у ворот хлева. Раскиданная навозная куча покрывает четверть двора. Стоит ли заходить? Может, дома никого и нет. Но ведь сейчас самое время кормить скотину.
Резко взвизгнула щеколда. Дверной колокольчик издал дребезжащий звук, словно по битому стеклу. Крючья на стенке сеней сгибались под тяжестью висевшей одежды. Ни одного свободного не было. Казалось, хозяева вывесили тут весь свой гардероб.
Я осторожно открыл дверь в комнату, приготовившись увидеть что-нибудь страшное - опустевший дом, покрытую толстым слоем пыли мебель, окна, затянутые паутиной.
Но то, что я увидел, поразило меня. Вернер Яшке лежал на просторной кушетке и преспокойно пускал клубы дыма к потолку насквозь прокуренной комнаты. В помещении было ни тепло, ни холодно. В нос ударил запах грязного белья. Хозяин недовольно взглянул на пришельца и резко поднялся.
– Ты, Вайнхольд?
– прошептал он озадаченно.
Я кивнул. Яшке подвинулся, приглашая присесть рядом на измятую постель. Но я взял стул и, сбросив валявшиеся на нем носки, устроился возле стола.
– В голове не укладывается, - пробормотал Яшке, с любопытством разглядывая меня.
– Еще вчера в кутузке, а нынче у меня дома?
– Заметив, что я растерянно озираюсь, он добавил: - Не нравится, вертай оглобли. Я же тебя не звал на жареного гуся.
Глаза его лихорадочно блестели, щеки заросли щетиной, белокурые волосы взлохмачены, на бледном лице красные пятна. Он выглядел таким же запущенным, как комната и двор. Неужели это Вернер Яшке? Я знал его как упрямого спорщика, драчуна, заводилу и вместе с тем рачительного хозяина, который день и ночь трудился в поле, возился в хлеву, мастерил во дворе; он, кажется, и спал-то, где работал, а в постель ложился, лишь когда хотелось к жене под бок. Короче говоря, был сумасбродом. То вдруг хватается за любую работу, все в руках у него горит, а то затоскует и свет ему не мил. Словом, все зависело от настроения, которое менялось у него подобно апрельской погоде. Но так забросить хозяйство! И почему это допустила жена?