Ночь без права сна
Шрифт:
Погруженный в размышления, Людвиг вздрогнул от неожиданного крика филина, нарушившего дремотную тишь леса.
— Фу! Жутко, — съежился и Раух при крике птицы.
Он вспомнил ужин, подчеркнутое равнодушие Амалии к Калиновскому. «О ехидна! Как умело притворяется! А я, безумец, осел, развесил уши и думаю: наконец-то она остыла к этому мальчишке! И если б я не заметил, как она сунула ему в руки записку, поверил бы, что между ними все кончено…»
Медленно гасли в синеве неба звезды, заалел восток. Вдруг он услышал лай собак и в тот же миг увидел, как из молодого ельника показалась голова дикого
Раздался выстрел. Кабан упал. Людвиг вышел из засады. Но внезапно зверь вскочил и яростно бросился на него. В первое мгновение Раух хотел выстрелить, но ревность на миг сковала его, и этого было достаточно, чтобы рассвирепевший кабан сбил Калиновского с ног.
На прогалину выскочили собаки и погнались за кабаном.
Раух подбежал к Калиновскому, лежавшему без чувств в луже крови. Барону показалось, что соперник мертв. Он наклонился, запустил руку в нагрудный карман меховой куртки Людвига и достал оттуда записку своей жены. Калиновский тихо застонал, приоткрыл глаза, но сказать ничего не смог.
Раух считал секунды предсмертной агонии своего компаньона и соперника. Когда подбежал Любаш, Калиновский уже не дышал.
Через два дня известного адвоката Людвига Калиновского похоронили в Вене. По закону единственным наследником погибшего считался его сын Ярослав Калиновский.
Трудно было представить изумление судебных и нотариальных чиновников, когда Анна Калиновская заявила, что она отказывается от наследства. Неслыханное, загадочное заявление дало обильную пищу самым разнообразным газетам, которые на протяжении недели смаковали сенсационную новость.
Слухи дошли и до Зоммердорфа. И хотя о покойнике принято говорить только хорошее или молчать, Дарина, которую с детьми приютила у себя мать Марты, пока Василь хлопотал об отъезде семьи в Галицию, не стерпела и отвела душу: она проклинала Калиновского на чем свет стоит.
Истинную причину отказа пани Анны от богатства Дарина хорошо знала, но раскрыть доверенную ей тайну она не имела права. И сердце ее обливалось кровью, когда приходилось выслушивать различные кривотолки о поступке пани Анны.
Вскоре «Брачная газета» — эта нимфа, купающаяся в тине сплетен и анекдотов, падкая на всякие невероятные, авантюристические сюжеты, «разгадала» таинственную загадку. Она поместила сообщение под сенсационным заголовком:
«Мать младенца-миллионера сошла с ума!!!»
Под заголовком был помещен портрет молодой женщины, а ниже жирным шрифтом пояснялось:
«Потрясенная горем жена, увидев растерзанное диким зверем тело своего молодого, красивого мужа, залилась слезами. Не было силы, которая могла бы оторвать ее от покойника: она рыдала над ним до самого погребения. Когда же на кладбище гроб с любимым мужем поставили в фамильном склепе Калиновских, молодая вдова душераздирающе вскрикнула и упала без признаков жизни. О, бедная женщина! Когда с большим трудом ее привели в чувство, вдова утверждала, что никогда не была женой Людвига Калиновского и поэтому
Врачи помогли судебным чиновникам выйти из трудного положения — они объяснили, что вдова, вероятно, не выдержав тяжелой утраты, лишилась рассудка».
Барона фон Рауха, увидевшего на первой странице «Брачной газеты» портрет своей жены под заголовком «Мать младенца-миллионера сошла с ума!!!», едва не хватил апоплексический удар.
Нечто подобное переживал и молодой Фред Курц.
А случилось это так. Получив лично от редактора задание сфотографировать вдову-миллионершу, молодой репортер помчался прямо на кладбище, куда двинулась похоронная процессия. Обычно за катафалком первыми идут ближайшие родственники покойного, в том числе и жена. Окинув взглядом первый ряд идущих за катафалком, Фред Курц увидел трех женщин. Две из них были староваты. А вон та, красивая, которая шла посредине в дорогом траурном одеянии, заплаканная, — безусловно, вдова миллионера. И Курц сфотографировал баронессу Раух, приняв ее за Анну Калиновскую.
Об ошибке репортер узнал лишь в день выхода газеты, в которой были напечатаны информация и фотография.
Придя в то утро в редакцию, Фред Курц сел за письменный стол и начал просматривать страницы свежего номера газеты. Задержав взгляд на своей информации, которая украшала первую страницу, он заметил, что ночью кто-то из сотрудников газеты дописал концовку заметки под портретом «Анны Калиновской». Фред Курц остался доволен добавлением — в нем шла речь об опеке.
Раздался телефонный звонок.
— Говорит Ольденмайер. Вы слышите, Курц? Зайдите ко мне, — услышал он в трубке голос редактора.
Минут через пять Фред Курц вылетел из кабинета редактора, точно из бани, — красный, вспотевший и, схватив с вешалки свое пальто, словно обезумевший выбежал из редакции.
Минут через двадцать Фред стоял у парадного подъезда зеленого коттеджа фрау Баумгартен, а еще через три минуты, назвав себя судебным чиновником, увидел настоящую Анну Калиновскую…
А тем временем барон Раух, как раненый бык на арене цирка, метался по будуару жены, свирепо размахивал газетой и натыкаясь на шелковые пуфы.
— Я им покажу! — кричал он. — Они узнают, как посягать на честь барона фон Рауха! Я… я…
— Рудольф, успокойтесь… Опомнитесь! Ведь прислуга слушает… Вы компрометируете… — умоляла баронесса.
Раух, взбешенный последними словами жены, остановился перед ней и вытаращил глаза, словно потерял дар речи. Потом неожиданно поклонился ей:
— О милостивая фрау, вы сама непорочность! — Раух достал из кармана ее записку к Калиновскому, развернул и поднес к глазам жены. — Узнаете свой почерк? Образец добропорядочности, высокой морали, не правда ли?
Баронесса, плотно сжав губы, зло сверкнула глазами, молча подошла к трюмо и извлекла из шкатулки конверт. Развернув письмо, протянула его мужу.
— Я берегу честь нашей фамилии с таким же старанием, как и вы! — съязвила баронесса. — Вы узнаете почерк? Это пишет наша бывшая горничная Эмма, которую вы неизвестно почему уволили. Поздравляю вас, эта «несносная» горничная родила вам дочь.
А за дверью две молоденькие горничные и Страсак, затаив дыхание, слушали, о чем говорили барон и баронесса.