Ночь без права сна
Шрифт:
— Так вы говорите, что вас — за политику?
— Да. А вас за что? — у Захарчука прямо дух перехватило: наконец представился случай завязать серьезный разговор.
— Да и меня за это, — поглядывая на дверь, сказал доктор. — Может быть, по одному делу сидим.
— Меня тайняк [13] выследил…
Ванек наклонился к Захарчуку и в самое ухо гаркнул:
— Дурак!
«Учитель» испуганно отшатнулся.
— Я говорю, что тайняк — дурак! — доктору стало смешно. — Если бы он
13
Тайный агент полиции.
«Почему замолчал?» — заволновался Захарчук. В темноте он не видел лукавой улыбки доктора, сосредоточенно расхаживающего по камере.
А Ванек, заинтриговав собеседника, выжидал, как дальше поступит этот тип. Его нисколько не удивляло, что «учитель» молчал и не проявлял назойливости. Ничего не скажешь — опытный, профессионал.
Захарчук, вначале обрадовавшийся неожиданной откровенности доктора, теперь недоумевал: «И чего он умолк на полуслове? Наверное, испугался, что сболтнул лишнее. Что он имел в виду? Так и подмывает расспросить, но нельзя. Вайцель не зря предупреждал. Жаль, ведь так хорошо началось».
Захарчук не догадывался, что доктор знал, с кем имеет дело. А Ванек был совершенно уверен, что «тайняк» не утерпит и попытается выудить из него подробности интересующего его «дела».
Так оно и случилось. В молчаливом поединке, продолжавшемся до отбоя, поражение потерпел Захарчук.
Ворочаясь на отсыревшем соломенном матраце, лежавшем на цементном полу рядом с единственным в камере топчаном, где растянулся доктор, «учитель» вдруг спросил:
— Уважаемый пан доктор, я так себе думаю: если бы нас с вами подозревали в одном и том же грехе, вряд ли посадили бы вместе. Как вы считаете?
— Возможно, — отозвался доктор, усмехаясь.
Меня все спрашивают про Ивана Франко…
— Впервые слышу эту фамилию.
— Тогда мы не по одному делу, — с нескрываемым сожалением вздохнул Захарчук.
По лаконичным ответам доктора он понял, что тот не имеет ни малейшего намерения «раскрывать свой сундучок».
«Но ничего, доктор, у меня есть время, — думал Захарчук. — Нам с тобой вдвоем пуд соли придется съесть…»
— Вы не спите, паи доктор?
— Что-то холодно мне.
— Да, холод страшный, — поеживаясь, заныл «учитель». — Если бы эти драконы меня не схватили, я спал бы в уютной, теплой комнате брата. Бедняга, он, наверно, тоже валяется на полу, как и я… Пан доктор, правда ли, что загипнотизированного человека можно положить на голый пол и внушить ему, что он спит на перине? А вы, пан доктор, верите в гипноз?
— Не только верю, но даже могу помочь вам убедиться в силе гипноза.
«Клюнуло! — ликовал Захарчук. — Теперь надо рыбку осторожно вытянуть из водицы, чтобы не оборвала леску».
— Уж не хотите ли вы сказать, пан доктор, что умеете гипнотизировать?
— Вы меня правильно поняли, пан учитель. Если у вас есть желание…
—
— Ишь чего захотели! — не сдержал смеха доктор. — К сожалению, сейчас это невозможно. А утром, когда посветлеет, прошу, я к вашим услугам.
— Гей, вы там! Отставить разговоры! — крикнул надзиратель за дверью. — Спать!
— Ну, хорошо, до утра, — согласился «учитель». — Спокойной ночи!
— И вам также.
Не прошло и пяти минут, как сосед Захарчука захрапел. А сам он, дрожа как в лихорадке, долго крутился, кутаясь в тонкое тюремное одеяло — роскошь, доступная не каждому арестанту.
За час до отбоя, когда в камеру сорок один «А» последним с допроса вернулся Богдан Ясень, друзья его вели тихий, но возбужденный разговор.
Стахур кипел от гнева, рассказывая о своем допросе.
— …Ну, заладил одно и то же: «Сознайся, что ты по решению тайного общества подстрекал Большака поджечь промысел!» Я наотрез отказался и заявил, что все это — ложь. Не было такого! Потом требую очной ставки с Большаком. Пусть он мне сам скажет, что я его научил. Очную ставку — и все. «И вот что, пан инспектор, — говорю, — больше ни на один ваш вопрос я отвечать не буду». Тогда он приказал надзирателю привести Мариана Лучевского. Я обомлел… Лучевского, а не Большака! Приводят Лучевского, а он, подлюга, глаз на меня не смеет поднять. Когда же инспектор приказал ему повторить свои показания, этот сыпак все выложил. Тогда инспектор и говорит: «Теперь, думаю, вам незачем отпираться. Выкладывайте все начистоту, так для вас лучше будет». Я плюнул Лучевскому в рожу, а сам на своем стою: мол, брешет пес, не было такого!
Богдан Ясень, потрясенный вероломством Мариана Лучевского, пригорюнившись, молчал.
— Чего молчишь? — вывел его из оцепенения Любомир Кинаш.
— Чего не ждал — того не ждал.
— Стахур же сразу сказал, — вырвалось у Любомира.
— Я не верил… — Богдан большими жилистыми руками закрыл лицо и застонал, как от нестерпимой боли. — Лучевский… Ты только подумай, Иван! Инспектор приводил мне десятки фактов, о которых знали лишь я да Лучевский.
Сомнения исчезли.
— Пока не поздно, надо предупредить, что Мириан Лучевский — провокатор и предатель! — решительно сказал Стахур.
Ему никто не возражал.
Тем временем Мариан Лучевский, даже не подозревая, что над ним нависли грозовые тучи, мирно беседовал с соседями по камере.
— Так вы же во много раз честнее, чем те, кто вас сюда заточил! — горячо убеждал Мариан. — Вот ты, например, Туз, — обратился он к одному парию, — или вы, Ямар, — он тронул за плечо пожилого человека, совсем не похожего на вора. — Скажите, разве вы начали воровать от хорошей жизни? Или воровством думали разбогатеть и открыть текущий счет в банке? Нет! Вы вынуждены воровать, чтобы не умереть с голоду. А тс, что вас бросили сюда, они и есть настоящие воры, грабители, убийцы.