Ночь - царство кота
Шрифт:
Катерина почувствовала себя виноватой, она только сейчас заметила стоявшее сбоку за скамейкой инвалидное кресло и поняла, что оно — танькино.
— А мне врали, что ты уехала, — это были первые Танькины слова, когда Катерина примостилась рядом на краю скамейки.
— Я и уехала.
— Да бро-ось ты-ы! — протянула Танька. — Шмотки и здесь можно купить.
— В Израиль. Я сейчас просто в отпуске, предков навещаю. Может, паспорт показать, если не веришь?
— Покажи! Никогда еврейский паспорт не видела.
Покопавшись,
— А я тоже в Израиль еду ровно через две недели, тридцатого, не веришь? — она небрежно протянула паспорт обратно, и Катерина, под настороженными взглядами остальных, настоящих бабок, убрала его в сумку.
— Тур или в гости к кому?
— Ты не поверишь — почти детективная история. Меня Набиль разыскал!
— А кто это, Набиль?
— Как это кто? Жених мой бывший. — Танька была уверена, что пол-Москвы, или по крайней мере «керосинки», просто обязаны знать палестинца Набиля Абуда — Танькиного жениха. — Долго разыскивал, мы ведь с маманей переехали, и телефон поменялся. А нашел. Он теперь в Палестинском Государстве большой человек.
— Ну, уж, — Катерина скривилась, — нет такого государства, только автономия есть, а про Абуда я ничего не слышала…
— Нет, так будет, а Набиль в какой-то тайной службе работает, засекречен.
— И он тебе это сразу с ходу рассказал?
— А что? Я ему не чужая.
— Так все пятнадцать лет и разыскивал?
— Семья у него, жена, детей пятеро, а тебя, говорит, забыть не могу.
— И это он тебя к жене и пятерым детям в гости приглашает?
— Не в гости, а лечиться, говорит, спину тебе вылечим, за счет государства, как помогавшей движению. Теперь, говорит, такое лечат, лазером.
— А где он живет, твой Набиль, в каком городе?
— Он называл какой-то, но я не запомнила, название какое-то чудное, жерех — не жерех, не помню.
— Иерихон?
— Во — во, похоже, только он как-то по-другому произнес.
— Джерихо?
— Нет, по ихнему как-то, ну да черт с ним. А ты-то как, где работаешь?
— В банке.
— Здорово! Они же такие бабки платят! Надо же, в Израиле и в банке! У тебя машина — иномарка, небось.
— У нас все иномарки, Израиль своих не выпускает.
— Дела…
— А ты как, работаешь где?
— Какая там работа, здоровым не хватает. Как социализм отменили, так все и покатилось. У меня пенсия, первой группы, маманя тоже уже два года к зарплате пенсию получает — живем. Нам много не надо. Набиль обещал кресло новое купить, ортопедное, с этим, говорит, старым, неудобно на людях показаться. А ты где живешь?
— В Хайфе.
— А что не в Тель-Авиве, квартиру там дали, что ли?
— Какое там дали, сами купили, три комнаты.
— Это ж какие деньги надо иметь…
— А у нас и нет.
— А на что купили тогда?
— Ссуда из банка, теперь выплачивать почти всю жизнь.
— А Хайфа — это где, к северу от Иерусалима
— На север, а что?
— Да Набиль говорил, что он к северу живет, может я в гости заеду, пригласишь?
— Конечно, приглашу, — Катерина не верила ни одному Танькиному слову. — Когда, ты сказала, летишь?
— Тридцатого. Компания еврейская, смешно так называется Алаль.
— Эль-Аль.
— Во-во, правильно, Элаль. Хочешь, билет покажу? Я его с собой ношу, а то никто не верит, бабульки, вон, даже и сейчас не верят, говорят, вру, а они кроме билета на электричку да на трамвай ничего не видели.
Танька проворно вытащила из сумки довольно уже засаленный билет и протянула Катерине. Билет был действительно на тридцатое августа, на рейс Эль-Аль в Тель-Авив и обратно. Тот же полет, что и у Катерины. Выпущен в Израиле каким-то агентством Нассер Турс. Обратной даты не было. Ну да, понятно, подумала Катерина, лечение непонятно сколько займет. Понятно — непонятно, понятно — непонятно… Сказать, что летим одним рейсом или не надо? Лучше не надо, только в Шереметьево надо быть начеку, а там, может, пронесет — в самолете не встретимся. Как же, не встретимся, самолет-то небольшой, неудобно получится. Наверное, стоит прямо сказать, что вместе летим.
— Брывэт!
Катерина вздрогнула: к ним подошел чернявый парень в хороших кроссовках, джинсах и клетчатой рубашке, похожий на азербайджанца, если бы не был арабом. Внешность вполне рыночная, оглядела его Катерина, если бы не это знаменитое арабское «б». Только вот грузинский акцент зачем?
— Познакомься, Махмуд, это моя институтская подруга Катерина. Катерина, это Махмуд.
— Махмуд. — Парень оглядел Катерину с интересом.
Начинается, подумала Катерина, ничего не ответив.
— Ну, мне пора, — Катерина решительно встала, поблагодарив судьбу за вовремя прерванный разговор, — счастливой поездки.
— Пока, может свидимся еще когда, — Танька схватила Махмуда за руку. — Ну что, Махмудик, готово?!
— Готово. Бойдем, сядешь, скажешь, если что не так. Нэт, лучше тут сыды.
Оглянувшись, Катерина увидела, как Махмуд махнул кому-то рукой, и с проезжей части через переход прямо на середину бульвара вскарабкался миниван-мицубиши. Бабки гомонливо запротестовали.
— Дэвушка, ынвалыд, хадыт не может, ныкто бомоч не хочэт, адын Балэстын бомогает, совест нэ у кого нэт. — Махмуд, как и положено, сам перешел в наступление.
Еще двое, одетых в ту же униформу, что и Махмуд, откатив дверцу минивана вытаскивали новое инвалидное кресло. Тут же появилась милиция, только в какой-то другой, новой форме, и потребовала у обитателей минивана документы. Танька, заметив, что Катерина еще не совсем исчезла из вида, принялась делать отчаянные жесты. «Ну, уж нет, — сказала себе Катерина, — только милиции мне не хватает для полного счастья», — она махнула Таньке в ответ и пошла дальше по бульвару.