Ночь, которая никогда не наступит

Потоцкая Мария

Утром перед игрой я завила себе волосы и прикрепила заколками искусственные розочки, какие любила королева, только куда нежнее. Моё платье было с узкой талией и слегка пышной короткой юбкой, тоже вполне соответствующее ее стилю. Губы почти не поменяли цвет, зато здорово блестели. Я выглядела, как хорошая кукла. Надеюсь, у зрителей не будут возникать ассоциации с неживым предметом.

Папа же, наоборот, выглядел гораздо проще, чем обычно. Он не брился несколько дней, был одет в непонятно откуда взявшиеся поношенные джинсы и в простую чёрную водолазку. Он хотел разрушить свой красивый образ, тем не менее, сейчас он казался бедным актером или непризнанным художником, что также романтизировало его.

Мне не хотелось думать о том, зачем он это делает.

У мамы были заплаканные глаза, и она долго гладила меня по плечу, когда увидела. Она должна была поехать с нами. Папа перетащил наши вещи в машину, сказал ей садиться, а меня отвёл в сторону.

– Детка, ты же знаешь, что я сделаю всё, чтобы ты победила?

Я кивнула, и мне стало невероятно стыдно.

– Ты тоже должен выжить, папа.

– Разумеется, со мной тоже все будет в порядке.

Он вдруг улыбнулся мне так широко и открыто, как человек, который хотел, чтобы ему поверили. Папа был актёром, поэтому я почти это сделала.

Он снова стал серьёзным.

– Но я хотел поговорить с тобой не об этом. Мало ли что со мной может случиться, может быть, я не окажусь рядом в нужный момент или что-то ещё. Запомни, в крайнем случае ты можешь обратиться к королеве. Я не говорю, что ты можешь ей доверять, но ты можешь просить её о помощи.

– Что? Королеву Элиз?

– Просто имей это ввиду. Ей можно понравиться. Если тебе придётся общаться с ней, напомни ей, кто ты, и постарайся быть обаятельной и услужливой, хорошо?

Когда папа говорил, что ей можно понравиться, его голос понизился, и ему будто стало неловко. Если бы он был моей подружкой, а не папой, то по его интонации я бы подумала, что он намекает на какое-то сексуальное взаимодействие с королевой. Я была обескуражена такими словами, стояла и хлопала своими длинными от краски ресницами. Я предполагала, что при встрече с королевой лучше попробовать ей понравиться, но я думала, это нужно для того, чтобы она не убила, а не помогла. Может быть, папа просто не хотел пугать меня, поэтому он подал всё в такой форме. Я так и не нашлась, что ответить, поэтому он снова заулыбался, показывая, что его серьезный разговор закончен.

– Ладно, нам нужно ехать. Пойдем.

Мы сели в машину, как-то торопливо застегнули ремни, будто опаздывали, и медленно двинулись. Игра будет проходить в пригороде столицы, недалеко от одного из королевских дворцов. К моей радости мы снова проезжали через наш старый район мимо моего любимого завода. Я опять хотела спросить, над каким же производством возвышаются эти полосатые трубы, но решила, что ещё не время.

Я старалась думать о чём-то хорошем. Например, раз место съемок недалеко от замка, не исключено, что на каком-то из этапов конкурса нас поведут туда. Я ни разу не была внутри, хотя в этом была и моя вина. Всё мое детство замок был закрыт на реконструкцию, вампиры плохо ощущают время и могут не торопиться. Когда его наконец-то открыли, моё желание сходить туда так и не стало целью. Сейчас я представляла, что нас заставят одеть красивые платья и мы будем там танцевать на балу, как настоящие принцессы и принцы. Так ведь могло случиться, это же шоу, где любят красивую одежду, близкие объятия и неумелое творчество.

Мне помогло понять, что мы подъезжаем, вовсе не знание дорог. Около нашего поворота стояла полицейская машина, и по мере приближения к месту было всё больше и больше людей в форме. Увидев их, я ощутила страх, который заставлял дышать часто и тихо. Возможно, это была боязнь полицейских, которая сопутствует развитию каждого подростка, но скорее всего, я яснее ощутила, что вот-вот всё начнется. Зрители уже начинали подтягиваться. Служебные машины стали теряться среди множества другого обычного транспорта,

промелькнул белый минивэн с эмблемой не самого популярного канала, и наша машина была атакована очередью вспышек. Чем ближе мы подъезжали, тем больше становилось таких фотографов, создающих аварийные ситуации.

В конце нашего сверкающего пути мы уткнулись в контрольно-пропускной пункт. Маме было нельзя дальше. Папа припарковал машину, и я вышла из неё первой, надеясь, что родители смогут попрощаться. Они действительно не выходили из машины несколько минут, разговаривали о чём-то. Напоследок мама поцеловала папу в нос, а он её в губы три раза. Вряд ли это означало, что папа её простил, а мама перестала чувствовать себя виноватой, но, по крайней мере, доля нежности у них осталась.

Я обнялась с мамой, надеясь, ещё раз увидеть её. Я понимала, что, если бы не она, нас с папой здесь не было бы, но я перестала винить её или чувствовать виноватой себя. Я подумала о том, что же с мамой будет без нас. Может быть, я переоценивала значение любви и семьи, и ей вовсе не будет хуже.

Нас с папой отвели до гримерной комнаты. Это было удивительно, что нас провожала приятной наружности женщина, а не вели огромные безликие мужчины. Наверное, я еще успею заметить какие-то меры, ограничивающие наше перемещение.

Дальше нас с папой разделили, это было страшно для нас обоих, судя по его взгляду. У меня была личная гримерка, это тоже удивляло. Может быть, они не хотели, чтобы мы много контактировали между собой. Комната была маленькой с темными стенами, почти черными, но все-таки это был оттенок коричневого. В ней стоял лишь такой же темный туалетный столик и стойка на колесиках, на стене висело грязно-розовое зеркало с множеством лампочек, встроенных в раму. Эта комната казалась мрачной и какой-то безнадежной, наверное, если обставить её косметикой и париками, то больше всего она подходила бы актрисе, которая никогда ничего не добьется. Я открыла ящик стола, он оказался переполнен множеством коробочек и баночек со всевозможной косметикой.

Вскоре ко мне зашла улыбчивая девушка с коротко стриженными волосами и пирсингом бровей и предложила мне помощь. Увидев, что я уже накрашена и причесана, он лишь поправила мне макияж и ушла. Меня расстроило то, что я потратила целый час своего свободного времени дома, чтобы привести себя в желанный вид, когда я могла заняться этим здесь. Теперь у меня осталось ещё время, и я совершенно не знала, на что его потратить. А ведь это для меня теперь такой ценный ресурс. Мне было неловко выходить из гримерки в незнакомом месте без чьего-то приглашения, но вряд ли это я должна смущаться в такой ситуации.

Я осторожно выглянула за дверь, коридор был пустым. На стенах висели черно-белые фотографии городских пейзажей, а на равном расстоянии друг от друга были расположены двери, ведущие, наверное, в другие гримерные. Вот и все, что их оживляло, в остальном я чувствовала себя совершенно одинокой, даже голосов из-за дверей не было слышно. Я осторожно вышла в коридор и медленно двинулась к его противоположному концу, будто бы предполагала, что в любой момент дверь может открыться и оттуда вырвется нечто страшное. Если меня ввергает в такой ужас прогулка по коридору, то каково мне будет на игре. Наверное, все же сейчас моя скованность была вызвана не ужасами моего воображения вроде щупалец, которые могут распахнуть двери и утащить за собой в зубастую пасть, а возможностью встретить человека, который спросит меня, куда я иду, и почему я не в своей комнате. Я даже придумала, что я ищу автомат с кофе, наверняка, он должен быть здесь. В итоге я так много раз прокрутила в своей голове, как вежливо отвечу на вопрос «что я здесь делаю», что моя вылазка перестала быть бессмысленной, и моей целью стал кофе.