Ночь, которой не было
Шрифт:
Она взглянула ему в лицо, молча, пытаясь найти в глазах ответ на мучивший ее вопрос и до сих пор не понимая, что могло стать причиной этой внезапной ласки.
Было темно, и его лицо оставалось в тени. Все, что она могла различить, — это темный блеск глаз и контур красиво очерченного рта.
Сердце болезненно забилось в ее груди. Взглянув на его губы, она уже была не в силах ни отвести глаза, ни думать о чем-либо ином. В горле пересохло, казалось, не хватает воздуха. Губы слегка приоткрылись, и она ощутила, как миллионы тончайших наэлектризованных
— Ники…
От звука его голоса она вздрогнула так, словно он прикоснулся к ее телу.
Когда его губы первый раз скользнули по ее губам, это был лишь намек на наслаждение, мягкое прикосновение нежной плоти, но оно настолько потрясло Николь, что заставило содрогнуться.
В то же мгновение с губ Мэтта сорвался тихий успокаивающий звук. Его язык легко пробежал по ее губам, и Николь почувствовала инстинктивное желание еще крепче прижаться к нему. Ее руки обвились вокруг него, хотя она даже не поняла, как это произошло.
Медленное прикосновение его языка к ее губам было неизъяснимо сладостным, невероятно чувственным, и все ее тело напряглось, страстно желая большего. Да и сердцем она стремилась к тому же — слиться с ним, насладиться этой столь давно желанной близостью.
Мэтт оставил пиджак в своей машине, и она чувствовала, как под тонкой тканью его рубашки перекатываются на плечах тугие мускулы.
Ошеломленная происходящим, Николь, тем не менее, продолжала гладить его плечи, спину и снова плечи, безрассудно позволяя своим чувствам одержать над ней верх.
Должно быть, она делала нечто подобное и раньше, иначе, почему ее руки, губы, все тело, так страстно желают соединиться с ним?
Когда губы Мэтта скользнули вниз, к ее шее, лаская нежную кожу, Николь издала тихий стон, и ее вдруг начала сотрясать дрожь нетерпения, словно вырывалось наружу желание, свернувшееся в глубинах ее существа тугой пружиной.
Наверное, она произнесла его имя, хотя и не заметила, как это случилось, потому, что в ту же секунду его губы снова коснулись ее губ, и вот уже он вновь целует ее — но не так, как перед этим, не мягко и выжидательно, а с нетерпеливой страстью, от которой тело ее выгнулось дугой, а губы податливо приоткрылись.
Николь почувствовала, как бешено, бьется его сердце, и словно тысячи мурашек пробежали по ее телу. Грудь напряглась, плотнее прижимаясь к его груди, и внезапно ее охватила почти невыносимая боль, но не от силы их объятий, а от какого-то неведомого ей самой, первобытного, чувственного изнеможения.
Ей захотелось, чтобы его руки прикасались к ее телу, вдруг поняла она. И не только руки… Она закрыла глаза, потрясенная, ошеломленная горячей волной страсти, пульсировавшей в крови.
Где-то снаружи, нарушая интимный полумрак маленькой машины, просигналил проезжавший мимо автомобиль, возмущенно взвизгнули тормоза, и от этого шума она внезапно опомнилась, испугавшись того, что делает.
Почувствовав, как она застыла, Мэтт отпустил ее. Когда он заговорил, его голос был совсем тихим и хрипловатым:
— Прости меня. Я вовсе
На этот раз жар, охвативший ее лицо и шею, был вызван не желанием, а страшным смущением, смущением оттого, что Мэтт уже сожалеет о происшедшем.
— Послушай, почему бы тебе не оставить машину тут? А я довезу тебя до дома, — предложил он. — Ты так расстроена и так…
— Я прекрасно доеду сама, — сухо отозвалась она. Это была ложь, и она это понимала, но понимала также и то, что если только проведет наедине с ним еще несколько мгновений, то просто взорвется, разлетись вдребезги, как тонкое стекло, от перенапряжения.
Николь до сих пор не могла осознать, что же с ней случилось и почему — то, что Мэтт готов был предложить ей, как дружеское утешение, обратилось вдруг в неистовое, обжигающее желание физической близости, которого она никогда еще не испытывала.
Если тогда, в ту ночь, она вела себя подобным же образом, неудивительно, что у него утром был такой… такой удовлетворенный вид, полный такого самодовольства взгляд.
От этой мысли Николь почувствовала отвращение к самой себе и быстро закрыла глаза, пытаясь удержать горячие слезы, от которых у нее уже щипало веки.
— Пожалуйста, оставьте меня… Я хочу домой.
Она застыла, чувствуя, как он колеблется, и, понимая, что, если он начнет спорить, она уступит, не в силах сопротивляться ему.
— Уезжайте, Мэтт, — попросила она. — Прошу вас…
К ее великому облегчению, он открыл дверцу машины и собрался вылезти, но затем помедлил и сказал:
— Мне все-таки кажется, что ты недостаточно успокоилась, чтобы вести машину. А потому я поеду следом за тобой, пока ты не доедешь до дому. Никаких возражений, — резко добавил он. — Иначе я силой вытащу тебя из этой проклятой машины…
Николь молча наблюдала, как он вышел, отчаянно подавляя в себе искушение, броситься в темную ночь следом за ним, задержать его, прежде чем он подойдет к своему автомобилю. Она знала, что Мэтт совершенно прав, говоря, что она недостаточно спокойна, чтобы вести машину.
К счастью, на дороге было почти пусто. Николь изо всех сил пыталась сосредоточиться на управлении машиной, но ловила себя на том, что невероятно ослабела физически и что мысли ее разбегаются в разные стороны. Она все еще не могла выбраться из водоворота ощущений и страхов, заново переживая все случившееся.
Свернув к дому родителей, Николь бросила взгляд в зеркало заднего вида и заметила, что Мэтт припарковал машину на обочине шоссе.
Значит, он ехал следом до самого дома, приглядывая за ней, подстраховывая. Что же заставляет его так поступать? Чувство вины — если он чувствовал себя виноватым в том, что привел ее в такое состояние? Но с какой стати ему страдать от ощущения вины, когда она сама…
Николь содрогнулась, останавливая машину и вспоминая, как она отчаянно застонала, когда он целовал ее. Застонала, страстно желая чего-то большего… К счастью, все кругом тихо и спокойно и никто не может увидеть ее позор, ее боль.