Ночь – мой дом
Шрифт:
— Это правое дело.
— За которое умирают.
— Тут есть разница, — проговорил Эстебан. — Я убиваю ради кое-чего.
— Ради чего? Вшивого идеала? — уточнил Джо.
— Именно так.
— И что это за идеал, Эстебан?
— Вот он: никакой человек не должен управлять жизнью другого.
— Забавно, — произнес Джо. — Те, кто живет вне закона, убивают по той же причине.
Ее там не оказалось.
Они выехали из соснового леса, приблизились к Сорок первому шоссе. Никаких следов Грасиэлы
Они проехали по дороге с полмили, вернулись на проселок, проехали еще полмили — на север. Когда они возвращались назад, Джо услышал какой-то звук. То ли ворон, то ли ястреб.
— Глуши мотор, глуши мотор.
Эстебан повиновался. Они привстали в открытой патрульной машине, оглядывая дорогу, и сосны, и кипарисовое болото за ними, и белое небо над такой же белой дорогой.
Ничего. Ничего, кроме гудения стрекоз, которое, как уже начал подозревать Джо, никогда здесь не прекращалось — ни утром, ни днем, ни ночью. Это как жить, приложив ухо к рельсам, по которым только что прошел поезд.
Эстебан сел обратно, Джо шевельнулся, чтобы последовать его примеру, но замер.
Ему показалось, что он заметил что-то совсем рядом, в восточном направлении, там, откуда они приехали, что-то такое…
— Вон там. — Он показал, и в тот же миг она выбежала из-за купы сосен.
Она бежала не в их сторону: для этого, понял Джо, она чересчур умна, ведь в таком случае ей пришлось бы пробежать целых пятьдесят ярдов на виду, среди карликовых сосен и соснового молодняка.
Эстебан завел мотор, и они покатились под уклон, переехали канаву, снова выехали на дорогу, Джо держался за край ветрового стекла, теперь он уже слышал выстрелы — резкий треск, странно приглушенный даже здесь, на сравнительно открытом месте. Отсюда он не видел стрелявшего, зато видел болото и знал, что она бежит именно туда. Толкнув Эстебана ногой, он махнул рукой влево, юго-западнее дороги, по которой они ехали.
Эстебан повернул руль, и Джо вдруг заметил мелькание синего, и увидел голову мужчины, и услышал его винтовку. Впереди Грасиэла упала на колени прямо в болото, и Джо не знал, то ли это из-за попавшей в нее пули, то ли она просто споткнулась. Твердая земля кончилась, стрелок был справа, совсем близко. Въезжая в топь, Эстебан замедлил ход, и Джо выпрыгнул из машины.
Он будто прыгнул на луну, если допустить, что луна зеленая. Облысевшие кипарисы торчали из мутно-зеленой воды, а доисторические баньяновые деревья, по дюжине — если не больше — стволов у каждого, казалось, стояли на часах, точно дворцовая стража. Эстебан двинул машину правее, и в этот момент Джо увидел, как Грасиэла метнулась влево, юркнув между двумя кипарисами. Что-то неприятно тяжелое проползло по его ногам, и тут он услышал звук винтовочного выстрела, на этот раз гораздо ближе. Пуля оторвала щепку от кипариса, за которым пряталась Грасиэла.
Из-за другого кипариса, в десяти футах, вышел молодой матрос. Рост и сложение — почти как у Джо, волосы рыжеватые, лицо очень худое. Свой «спрингфилд» он поднял к плечу, целясь в кипарис рядом с Грасиэлой. Джо
— Грасиэла, — позвал Джо, — это я, Джо. Как вы, в порядке?
Она выглянула из-за дерева, и Джо кивнул. Эстебан подъехал к ней сзади, она залезла в машину, и они подкатили к Джо.
Он подобрал винтовку и глянул на матроса. Тот сидел в воде, уронив руки на колени и опустив голову, словно пытаясь перевести дух.
Грасиэла не то выбралась, не то выпала из машины, обрушившись на Джо. Он приобнял ее, чтобы помочь ей выпрямиться, и почувствовал, что женщину так и трясет, словно ее только что отделали кнутом.
За спиной у матроса что-то двигалось сквозь мангровые заросли. Длинное и темно-зеленое, почти черное.
Матрос поднял взгляд на Джо, открыв рот и едва дыша.
— Ты белый, — произнес он.
— Ну да, — ответил Джо.
— Тогда какого хрена ты меня подстрелил?
Джо глянул на Эстебана, потом на Грасиэлу:
— Если мы его тут оставим, его кто-нибудь сожрет, не пройдет и двух минут. Так что или мы его забираем с собой, или…
Он слышал: крокодилов делается все больше. Кровь матроса продолжала сочиться в зеленую трясину.
Джо повторил:
— Или мы берем его с собой…
Эстебан заметил:
— Он на нее так нехорошо смотрел.
— Я знаю, — ответил Джо.
Грасиэла сказала:
— Он превратил это в игру.
— Что?
— Охоту на меня. Хохотал, как девчонка.
Джо посмотрел на матроса, а парень в ответ посмотрел на него. В глубине его глаз гнездился страх, но в остальном он держался вызывающе. Храбрец из джунглей.
— Если хотите, чтоб я начал упрашивать, то никогда в жизни не…
Джо выстрелил ему в лицо, из выходного отверстия на папоротники брызнуло розовым, и аллигаторы зашевелились в предвкушении.
Грасиэла невольно вскрикнула, и Джо тоже едва сдержался. Эстебан поймал его взгляд и кивнул. Джо понял: это в благодарность. Он сделал то, что, как все они знали, было необходимо, только вот никто из них делать этого не хотел. Черт побери, еще слыша звук выстрела, чуя запах пороховой гари, глядя на дымок, вьющийся из дула «тридцать второго», такой же как от его папирос, Джо не мог поверить, что он и правда это сделал.
У его ног лежал мертвый человек. Который по большому счету умер лишь потому, что когда-то родился Джо.
Не говоря больше ни слова, они забрались в патрульную машину. И, словно получив долгожданное разрешение, два аллигатора одновременно приблизились к телу: один вышел из мангровых зарослей, равномерно шлепая по воде, словно толстенный пес, а другой приплыл по воде, по кувшинкам, покачивающимся позади их шин.
Эстебан отъехал; обе рептилии добрались до трупа в один и тот же миг. Одна отхватила руку, другая предпочла ногу.