Ночь огня
Шрифт:
Этот человек считал, что обязан научить меня мыслить, и усердно предлагал некоторые новые книги. А с другой стороны, настаивал, чтобы я занимался каллиграфией и заучивал старые стихи. Поначалу он с особой настойчивостью предлагал мне переводной роман «Рафаэль», повторяя: «Значительное произведение. Газета «Икдам» организовала конкурс и отдала его на перевод трем разным писателям. Читай эту книгу как учебник, заодно узнаешь новые слова».
В нашем доме никто не читал книг, да и не было ничего, кроме Мухаммедие [42] и дивана Фузули [43] ,
42
Мухаммедие — религиозная литература.
43
Мухаммед Сулейман оглы Физули (Фузули) — туркоманский (туркоманы — тюркский народ, проживающий на севере Ирака) поэт и мыслитель XVI века. Один из основоположников жанра «дивана» в классической азербайджанской литературе.
Однажды, отдыхая в палатке дорожных рабочих близ Бодрума, я обнаружил «Рафаэля» в своей сумке. Лишь Аллах знает, как там оказалась книга, но на этот раз, несмотря на полное безразличие, которое сковывало тело и мысли, я не смог от нее оторваться. Герой романа, насколько я помню, бродил по горам Савойи совсем один, ночевал близ заброшенных водопадов, в ветхом помещении бывшей водяной мельницы и читал книги при свете огарка свечи, совсем как я. К тому же он влюбился в женщину, больную чахоткой. А однажды, когда они плыли в лодке, привязал ее руку к своей и решил броситься в озеро.
Судя по всему, этому роману суждено было стать книгой моей болезни. Познакомься я с ним чуть раньше, я нашел бы в нем причину своей печали. Подобно моралистам-простофилям, которые склонны винить книги во всех трагедиях, тогда как реальной причиной несчастья является сама жизнь.
Бедняга каймакам, стиснув зубы, так умолял меня хоть разок прочесть «Рафаэля», что теперь я чуть ли не заучивал книгу наизусть. Днем — сидя в дуплах деревьев или гротах, а ночью — у палатки, в свете фонарей, вокруг которых вились тучи крылатых насекомых.
Но однажды, гуляя по горам, подобно герою романа, я упал и сломал ногу. Так закончился первый период моей болезни.
XII
Несчастный случай произошел, когда я перепрыгивал с одного валуна на другой, перебираясь через русло речонки. Лицо и руки оказались расцарапаны, ныло правое плечо и левая нога. Но ссадины на лице беспокоили меня гораздо больше, чем боль в онемевшей ноге. Они могли оставить след. Я промыл раны водой, отломил сухую ветку и, опираясь на нее, спустился к палаткам у подножия горы.
Бригадир из Харпута сделал мне первую перевязку. К кровотбчащим ссадинам он приложил табак, а потом решил, что моей ноге не повредит массаж его собственного изобретения. Один из рабочих взял меня за талию, а бригадир несколько раз с силой дернул за ногу. Таким образом, вывих, если он имелся, должен был исчезнуть, а кости вновь встать на свои места.
Растянувшись на постели в палатке, я пребывал в полной уверенности, что завтра проснусь абсолютно здоровым. Но ближе к полуночи у меня начался жар, а нога до самого колена опухла. К счастью, в тот день в Миласе находились
Выяснилось, что у меня серьезный перелом и требуется лежать двадцать дней не двигаясь. Каймакам рвал и метал, ругая меня, а еще больше бригадира, который в ту ночь сделал мне массаж. Хотя бедняга проявлял участие и провел у моего изголовья целый час, он то и дело восклицал:
— Так тебе и надо... Видит Аллах, я даже рад. Ты сам напросился на неприятности. Тебе что, здесь все опостылело? Совсем с ума сошел! Говорят же, дурная голова ногам покоя не дает! В точности как в пословице. Вот останешься хромым и будешь ходить на костылях... Но и бригадир хорош, сущий медведь, обязательно отвешу ему пару оплеух, когда увижу. Так и знай... Я уверен, не было никакого перелома, когда ты упал. Это он повис на твоей ноге и сломал. Но так тебе и надо, если ты, такой образованный, начитанный, разрешил лечить себя этому медведю...
В больнице мне перебинтовали ногу, а затем Селим-бей помог отнести меня на носилках в экипаж, а сам сел напротив.
Вскоре я заметил, что мы едем в незнакомом направлении, и сказал:
— Должно быть, мы заблудились.
— Нет, все верно, мы едем к нам, — ответил Селим-бей.
Я встревожился:
— Что вы, господин, как же можно?
Слегка нахмурившись, он упрекнул меня:
— Я вас не спрашиваю, как можно... Где вы намеревались лечиться, я ведь здесь?
— Господин, мой дом там...
— Это тоже ваш дом. Разве я не ваш старший брат? А майор из Бурсы разве не наш отец? Не будьте ребенком. Так или иначе, наблюдение врача необходимо... Ну и потом, старшая сестра, без сомнения, позаботится о вас лучше, чем тетушка Варвара.
Когда Селим-бей говорил по-турецки, он никогда не обращался к сестрам по имени, называя их старшая сестра и младшая сестра.
Доктор в самом деле заботился обо мне как о члене семьи, пока я болел.
Моя комната располагалась на втором этаже дома и, вероятно, принадлежала младшей сестре, то есть Афифе, которая сейчас вновь уехала в Измир. Лежа в кровати напротив окна, я видел часть комнаты, перекресток, с которого расходились дороги на Кюллюк и Айдын, и гору Манастыр.
Старшая сестра окружила меня таким вниманием, на которое не способна ни одна профессиональная сиделка. Бедняжка не видела для себя никакой цели в жизни, давно потеряла надежду ее найти и поэтому развлекалась, помогая другим. Мой статус мученика, хотя и временный, привлек ее ко мне и заставил полюбить.
Она заботилась обо всем, даже отгоняла от меня мух. То и дело, бросая работу, приходила в мою комнату, чтобы я не скучал в одиночестве.
Однако ее турецкого явно не хватало для разговоров со мной. Интересно, нашли бы, мы тему для долгой беседы, если бы она говорила хорошо? Не уверен.
Совершенно ясно, что молчание не казалось ей утомительным и, что самое странное, ей и в голову не приходило, будто оно может утомить меня.
Старшая сестра верила, что одинокому человеку достаточно слышать, как тикают часы и вопит под мангалом кошка. Возможно, в чем-то она была права.
Когда не находилось другой работы, она плела бесконечное кружево, я же читал книгу, страницы которой от постоянного перелистывания пожелтели, как осенние листья. Иногда мы одновременно поднимали глаза, и тогда она слегка улыбалась, но вскоре вновь склоняла голову, так как не привыкла долго смотреть в глаза мужчине.