Ночь опасна
Шрифт:
— Завтра я никуда тебя не пущу! — твердо сказал он. — Ни на какую работу. Ты везде будешь ездить со мной.
Она кротко с этим согласилась, добавив, что и сама не собиралась возвращаться к прежней жизни.
— Уж если я донесла на Колю в милицию — война объявлена.
— Еще не объявлена. Мы пойдем туда вместе и расскажем следователю все, что случилось с Марией на самом деле. Не знаю, кто ведет ее дело, не знаю, насколько интенсивно они ищут убийцу… Но похоже, что пока стараются не очень. Ты представляешь, как мы можем им помочь?
Нина молчала. Он продолжал ее убеждать. Говорил,
— Все зависит от того, почему тебя хотят убить, понимаешь? Ты уверена, что никаких видимых причин нет?
Она спрятала лицо у него на плече:
— Никаких. Ни единой причины.
— Ревность? Материальные вопросы? Работа? Старая обида? Нина, подумай хорошенько!
— Нет ничего.
— Но так не бывает, чтобы семейная пара со стажем не имела ни одного скелета в шкафу! У всех накапливаются обиды! Ты хочешь сказать, что у вас был идеальный брак?!
И она выдохнула ему прямо в ухо, что именно таким ее брак и являлся. Тихим, мирным, идеальным. Олег слышал это много раз. Когда Нина сказала это впервые, ему было больно. Его самолюбие было ущемлено; и наверное, именно тогда он впервые задумался, какие же чувства привязывают его к этой женщине. Тогда и началась любовь. Началось то, что Нина недавно назвала пошлым анекдотом.
Она слишком часто рассказывала ему о своей замечательной семейной жизни. Со временем это перестало его шокировать. Он привык и уже почти не ревновал. Или старался не ревновать. Олег начинал понимать, что она поступает так не из-за душевной нечуткости и вовсе не желает его уязвить. Она просто хотела поделиться с ним всем, что было у нее за душой, а причин для ревности не видела.
Но теперь ему было больно, как в первый раз. И страшно, как никогда. Женщина, чья семья была разрушена, пыталась уцепиться за обломки, собрать их воедино, слепить какое-то подобие прежнего покоя и счастья. Она изо всех сил старалась не замечать, что ее муж оказался убийцей, возвращение невозможно, и родной дом таит в себе страшную угрозу.
Нина снова спала — она заснула так тихо, что Олег этого даже не заметил. Она отодвинулась, ушла под одеяло почти с головой. Он даже не слышал ее дыхания.
«О свидании знал еще один человек. Убийца. Тот, о ком никто ничего не знает. Неизвестно, молод он или в летах, как выглядит. Известно одно — он застрелил Марию в упор. И ничего у нее не взял, кроме жизни. Сразу ли он понял свою ошибку или Николай позже связался с ним по телефону и устроил нагоняй?»
Он постарался не думать об этом — ночь зашла за середину, подняться нужно было спозаранку… Беспрестанно ворочался, опасаясь разбудить Нину, вставал, шел на кухню и, не включая света, пил остывший чай. Смотрел во двор, заметенный снегом, и снова видел фигурку в черном пальто — сиротливую, беспомощную, безответную.
«Никто из нас троих не мог позвать Марию на Чистые пруды, — повторял про себя Олег. — Да она бы и не пошла ради кого-то из нас. Но кто же ее туда позвал?! Кто подставил
Ответ пришел откуда-то из ночной снежной тишины, из глубоких синих теней вокруг единственного фонаря. На Олега ощутимо дохнуло холодом, как будто оконное стекло вдруг исчезло, оставив его наедине с глубокой ночью.
«Это сделал четвертый. Тот, кому была выгодна смерть Марии. Тот, кто знал, как сделать ее похожей на Нину, чтобы застрелить. Между двумя женщинами есть какая-то связь — я ее чувствовал. Такое сходство не могло быть случайным совпадением. Николай мог заказать убийце свою жену, но в тот вечер хотели убить именно Марию. И сделали это, выманив ее из дому поздней ночью. Убийца обманул Марию, а потом обманул заказчика, выдав ее смерть за случайность, за ошибку. Но так или иначе, своего добился».
Глава 9
Они ждали вторника, как должник ожидает дня, когда придется платить по счетам. В Москву возвращался Николай, и лгать про лечение в санатории Нина уже не могла. Однако утром, встав по звонку будильника И торопливо одеваясь, они совсем не говорили о предстоящих испытаниях. Олег строил планы, как и где они пообедают в городе, после того как он сдаст рукопись. Нина искренне восхищалась пушистым свежим снегом, то и дело подходила к окну, совсем как девчонка, которой не терпится убежать на прогулку.
Но когда они подошли к заснеженной синей «хонде», настроение у нее резко переменилось. Она провела перчаткой по железу, счистила прилипший снег, как будто хотела, чтобы царапина всегда была на виду. Нина ничего не сказала, ни о чем не напомнила, но Олег хорошо ее понял. Он и сам все время думал о Николае.
…В редакции его встретили одновременно радостно и настороженно. Радостно — потому что он все-таки успел принести перевод, хотя бы к последнему сроку. Настороженно…
— Выздоровели? Ничего серьезного, надеюсь? — осведомился редактор.
Это был потрепанный котообразный мужчина, с которым у Олега никак не складывались отношения. Он сотрудничал с ним недавно, до этого его редактировала пожилая, очень опытная дама, работавшая в свое время с лучшими переводчиками. Она зачастую придиралась по мелочам, поучала молодого коллегу, но ее замечания всегда шли переводу только на пользу. Когда Ева Юрьевна уходила на пенсию, Олег искренне это переживал. Новый редактор придирался ничуть не меньше, но текст от этого лучше не становился. Зачастую он переписывал целые куски, и Олег никак не мог добиться, чтобы его ставили об этом в известность. Раскрывая вышедшую в свет книгу, он не узнавал собственного перевода. Это бесило его, но редактор состоял в штате, он же был всего лишь наемным работником, поденщиком.
— Да, пустяки, — наигранно-легко ответил Олег. — Давление скакало.
— Давление? В вашем-то возрасте?
Это могло быть шуткой, могло быть даже комплиментом. Но прозвучало как выговор. Олег с трудом отделался от предложения немедленно засесть за текст вдвоем и просмотреть его. Редактор был потрясен. Он впервые предложил именно то, о чем Олег тщетно просил почти полгода, — и получил отказ.
— Мне нужно в больницу, — сказал нерадивый переводчик. — Прием назначен еще с прошлой недели, я не могу его пропустить.