Ночь опасна

Малышева Анна Витальевна

— Она не могла…

— Значит, Нина смогла, — отрезал он. — Во всяком случае, они провернули это дельце, когда спускались в подвал. Не спрашивай меня, как им это удалось и зачем было нужно. Вопрос явно упирается в деньги.

Тамара промолчала. Она еще некоторое время сидела в постели, беспомощно уронив на одеяло обнаженные руки. Потом легла, закутавшись до подбородка и плотно закрыв глаза. Олег присел рядом. Звонок раздался около полуночи — и он понял, что Семен Федорович не оставит его в покое, раз уж начал звонить в такое неподходящее время.

«Итак, байка о несчастном старичке — ложь,

от начала до конца. Зачем он солгал? И вообще, каким образом оказался причастен к этому делу? Разве они с Ниной были знакомы? Скорее уж с Марией — та чаше бывала в магазине. Что за странное дело! У этих двух женщин оказываются краденые карты, причем краденые явно не без их участия. Зачем они идут на такой риск, на преступление? Только из-за денег — не вижу другой причины. Обе гибнут. А Семен Федорович, едва заслышав о старинной книге, круто берется за дело и немедленно сводит меня с каким-то коллекционером. Слишком быстро он нашел книгу, мне это сразу показалось подозрительным! Возможно, он вовсе ее и не искал, а сразу понял, о чем идет речь. Да и вообще, этот тип оказался слишком осведомленным — знал даже количество украденных карт, а уж это явно говорит о его причастности к делу. И все же — какое странное совпадение… Ведь я обратился к нему совершенно случайно!»

Тамара наверняка не спала, но и признаков жизни не подавала. Олег даже не слышал ее дыхания. Он осторожно встал, погасил свет и вышел на кухню. Прикрыл за собой дверь, поставил чайник. Ему вес равно не уснуть. Он вспоминал.

Где он познакомился с Ниной? В книжном магазине. Где он впервые увидел Марию? Там же. Правда, в другом отделе, но магазин был тот самый, где многие годы работал Семен Федорович. Есть ли в этом какой-то смысл? Прежде ему не приходило в голову его искать.

Никакого обокраденного коллекционера не существовало. Обокрали государственное книгохранилище, и это сделали две милые, безобидные женщины, поплатившиеся за это жизнью. А Семен Федорович обо всем знал. Знал настолько хорошо, что попытался перекупить у Олега карты. У него не было никаких сомнений, что постоянный клиент не просто интересуется раритетными книгами, а прямо причастен к этим дамам и к этой краже. Иначе не стал бы вести себя так нагло, только что не в глаза называл Олега вором.

Во всяком случае, он страстно хочет заполучить листы истрепанного пергамента и постоянно набавляет цену. Зачем ему карты? Смешной вопрос — перепродать. Ведь Семен Федорович ничем иным и не занимается. До какой цены он в конце концов дойдет? Или — до какой черты? Ведь женщины погибли.

Олег вспомнил смешную пузатую фигурку, задушевный голос. Убийца? Невероятно! И как он мог оказаться за рулем Нининой машины? Нет, здесь что-то не так. Хорошо бы встретиться с Николаем, спросить, входил ли букинист в число знакомых Нины. Но тот не пожелает с ним говорить и будет прав.

Дверь открылась так неожиданно, что он едва не подскочил на табурете. Тамара, заплаканная и несчастная, склонилась над ним и крепко обняла. Торопливо целуя его висок и шею, она зашептала, что нужно немедленно, немедленно пойти к следователю, который ведет дело ее свекрови. Ее ласки так резко расходились с трезвыми, деловитыми речами, что Олег даже улыбнулся, хотя ему было не до смеха.

— Прямо сейчас? —

спросил он. — Ночь на дворе.

— Завтра же, с утра! Теперь мы должны все рассказать. Все вообще!

— И ты больше не будешь…

— Нет. — Она зажала ему рот горячей соленой ладонью. — Больше ни слова против не скажу. Ты прав, нельзя так слепо верить в чью-то непогрешимость. Ты прав, молчи!

* * *

На этот раз их принял сам следователь. Он уже был знаком с Тамарой, Олега же видел впервые. Но, судя по всему, слышал о нем.

Тамара сразу взяла инициативу в свои руки. К утру она успокоилась настолько, что теперь производила впечатление какой-то древней воительницы, готовой идти по своему тернистому пути до конца. Она говорила четко, связно, совершенно бестрепетно. И умудрилась изложить долгую историю карт за какие-то двадцать минут.

Вид у следователя был ошалелый и вместе с тем серьезный. И он стал еще серьезнее, когда на стол легли сами виновники происшествия — пятнадцать пергаментных листов. Они выглядели так внушительно, что не последовало ни единого возражения или вопроса. Некоторое время следователь благоговейно рассматривал карты. Потом попросил повторить рассказ о визите к глухому Кирюше. Особенно его заинтересовал адрес загадочной избушки.

— Проверим, чья она, — пообещал он. — А пока вот что. Телефон отключать не стоит, а вот если позвонит этот ваш букинист — ничего определенного ему не говорите.

— А вдруг он будет настаивать, торговаться?

— Дайте понять, что сомневаетесь, но наотрез не отказывайте. Пусть думает, что вы с ним торгуетесь. Кстати, когда обыскивали вашу квартиру, дверь взламывали?

Олег признался, что замки были просто открыты. Сейчас они исправно действуют — никаких следов взлома.

— Тогда на время перемените место жительства, — посоветовал следователь. — И оставьте мне ваш мобильный телефон, я на днях позвоню. Одним словом, без моего звонка ничего не предпринимайте. И еще — где это ваше хранилище?

Записав все адреса и телефоны, он признался, что никак не ожидал от этого дела подобного оборота. И снова взглянул на карты. Было видно, что он колеблется. Тамара поняла:

— Вы хотите оставить их у себя?

— Да, здесь будет надежнее… Только под каким соусом их оформлять? — засомневался он. — Как вещдок? Имущество-то государственное…

Они провели в коридорах и кабинетах еще около часа, снова и снова давали разнообразные показания, подписывали бумаги. И когда оказались на улице — уже без своего проклятого драгоценного груза, — оба с облегчением вздохнули.

— Куда ты думаешь переехать? — спросила Тамара. Она задала этот вопрос будто вскользь, но Олег понял ее волнение. Ему вспомнились ее слова: «Едва влюбившись, я сразу думаю о том, как меня бросят…»

— Лучше всего — к моей маме, — сказал он. — Она будет очень тебе рада. В общем, я ничего не боюсь, могу остаться и дома, но вот ты… Я ведь теперь не один.

Тамара ничего не сказала. Но даже ее молчание было красноречиво и благодарно. Уже усаживаясь в машину, она неожиданно объявила, что тоже не боится Семена Федоровича. Он для этого слишком нелеп и суетлив. А уж Кирюша! Ей скорее страшно за него самого — как бы не рассыпался от дряхлости.