Ночь опасна
Шрифт:
— Нина говорила — лучше читать книгу в плохой обложке, чем ставить ее на полку в хорошей. И презирала всякие такие изыски. Считаю, что она права! Была… — добавил Николай и замкнулся.
Некоторое время он молчал, ожидая следующих вопросов, но следователь занялся писаниной и, казалось, забыл о нем. Николай поворачивался на стуле, отчего тот издавал истошный скрип — хлипкая мебель просто не выдерживала его веса. И наконец потребовал внимания.
— Почему вы вообще меня об этом спрашиваете? — спросил он. — Книги, рукописи всякие… Какое это имеет отношение к моей жене?
— Боюсь,
Узнав кое-какие подробности, тот замер. Потом, подумав, нахмурился.
— Слушайте, а эти самые карты в самом деле такие ценные? — хрипло спросил он.
— Боюсь, что да. Точнее, за них уже бояться нечего, они вовремя были найдены. А то могли уйти бог знает куда, и с концами!
— Сколько? — перебил его Николай.
— Что — сколько? Сколько было карт или…
— Вы поняли меня! — неожиданно рассердился тот. — Сколько она могла за них выручить?
Следователь задумчиво посмотрел на него, поиграл ручкой. Уклончиво назвал приблизительную сумму, ориентируясь по той, что была предложена Семеном Федоровичем. Однако экспертиза уже дала справку, что на черном рынке Москвы подобные карты ценились намного дешевле. Это расхождение в цене было одним из самых загадочных моментов. Не похоже было на то, чтобы Семен Федорович позволил себя обмануть или не знал рыночной цены приобретаемых карт. Даже если допустить, что он действительно покупал кота в мешке, не понимая, о каком товаре идет речь, вилка цен должна была оказаться намного скромнее. Деньги, изъятые у него, оказались настоящими — до последней купюры, и вся обещанная сумма была найдена в пакете полностью.
— Двенадцать, — пробормотал вдовец. — Маловато.
— Маловато?!
Николай опомнился. Откашлявшись и неуверенно глядя на следователя, он заявил, что должен кое-что рассказать. Может, он опять действует себе во вред, как в том случае с машиной и найденным в багажнике баллоном краски, черти бы все это взяли! Но он хочет, чтобы вошли в его положение. Для него главное — найти убийцу своей жены. Человек он не так чтобы очень богатый, но деньги его не интересуют, ему важнее справедливость. Что это такое — взять да убить женщину, осиротить ребенка!
Обалдевший следователь слушал внимательно и не перебивал. И когда Николай признался, что нашел в бельевом шкафу жены весьма солидную сумму денег, о которых та никогда не упоминала, подался вперед:
— Тридцать тысяч долларов?! И вы не знаете, откуда они взялись?!
— В том-то и дело, — проворчал Николай. — Побочных доходов у нее не было, взаймы не брала. Я уж многих расспросил. Нет и нет. Да и кто сейчас даст такие деньги, еще и наличными? Дела у нас в порядке, все здоровы, долгов нет. Предприятие работает…
На вопрос, может ли он ненадолго предоставить найденные купюры в распоряжение следствия, Николай обреченно согласился. Он с черным юмором заметил, что машины у него больше нет, так что начало разорению уже положено, а что будет дальше — одному Богу известно. Следователь шутки не поддержал.
Николай провел в коридорах несколько томительных минут. Он то и дело порывался уйти, но сделать это без подписанного
Николай вспылил — как он может помнить то, что случилось три недели назад! Тем более, что он часто ездит в командировки и тот вечер был ничем не примечателен. А если его опять собираются расспрашивать, не было ли вмятины на машине…
Знакомый следователь его остановил. Этот вопрос в данный момент никого не интересовал. Николай успокоился, но не совсем. Он запоздало вспомнил о том, что должен был явиться сюда в присутствии адвоката. Его сбило с толку то, что прийти просил новый следователь. Подумав немного, Николай пожал плечами. Тогда был самый обычный вечер. Он допоздна задержался на работе, так как не были готовы важные документы для поездки. Кто это может подтвердить? Секретарша и еще кое-кто. Спросите любого сотрудника, который в тот вечер задержался вместе с ним.
— Потом я приехал домой, быстренько поужинал, переоделся, жена в это время собрала сумку. Мы уже опаздывали и сразу поехали в аэропорт. И Диана с нами.
— Ваша дочь? Но ведь было уже поздно, зачем ее взяли с собой?
— Она хотела меня проводить! — рявкнул он. — Не впутывайте ребенка! Это мое дело, во сколько она ложится спать! Было всего десять часов!
Он сел в самолет и улетел — вот и все. Могут проверить билеты — они наверняка сохранились. Но билеты никого не интересовали. Ему задавали вопрос за вопросом. Как вела себя его жена? Не говорила ли, что у нее назначена важная встреча? Может быть, торопилась больше обычного? Нервничала?
„Николай отвечал неуверенно, путался, не помнил подробностей. Нервничала? Нет, она была даже весела, завидовала, что он вырвется из Москвы. Говорила, что ей самой хотелось бы куда-нибудь съездить — всей семьей в теплые края. Ведь погода испортилась и, кажется, наступила настоящая зима. Жена куталась в шубку, которую в тот вечер надела впервые, и жаловалась на холодный ветер.
Показания заняли всего несколько строчек. Николая переспросили только об одном: не упоминала ли Нина, что после аэропорта отвезет дочь к матери? Николай ответил, что это они не обсуждали. Само собой разумелось, что жена и дочь поедут домой, спать. Он тогда и думать не мог, что Диана окажется у бабушки, а Нина — бог весть у кого.
Пауза. Следователь, которого он уже привык видеть, открыл рот, чтобы что-то сказать, но второй неожиданно поднял руку, призывая к молчанию. Он в этот момент вчитывался в какие-то бумаги. Потом поднял голову и переспросил: как была одета Нина в тот вечер? Николай говорит, что в шубу? Он уверен в этом?
— В шубу, конечно! — подтвердил тот, слегка удивленный. — Ребята, вы и шубу приплели? Мало вам машины, денег? Могу привезти — она уцелела, висит в шкафу!
На его гневный выпад не обратили внимания. Но попросили вспомнить в точности все подробности туалета покойной. Напомнили, что у нее было еще и теплое пальто с меховым воротником. Он уверен, что Нина не была именно в нем?