Ночь с роскошной изменницей
Шрифт:
– Я думаю, что это мог быть ее сообщник, – преподнес он Липатову свой сарказм в виде версии и тут же раздраженно бросил трубку.
И зачем так сказал, спрашивается? Ведь только сказал, как тут же сам во все и поверил. Чтобы не заходить слишком далеко, вернулся на кухню. Глянул сердито на притихшую гостью и, уперев кулаки в бока, которые с чего-то вдруг показались ему несколько заплывшими, грозно потребовал:
– А теперь я хочу, чтобы ты мне все рассказала про этого своего Никиту!..
Глава 10
Весь остаток
Притащила из кухни блюдо с черешней. Поставила на диван, уселась рядом, щелкнула пультом телевизора и часа три просидела так, не вставая. Только успевала косточки сплевывать да каналы переключать. А потом и вовсе телевизор выключила, сделав вывод, что чем больше программ предлагается к просмотру, тем меньше вероятность отыскать там что-нибудь стоящее. Телевизор выключила и продолжила сидеть, время от времени таская из блюда черешню за тонкие палочки.
От такого неподвижного, богатырского просто сидения можно было запросто свихнуться. Особенно от того, какие мысли посещали ее в это время.
И о чем и о ком она только не успела подумать. Одергивала себя раз тридцать и посылала саму себя хоть куда-нибудь и хоть что-нибудь сделать.
Ведь пойти было куда.
Можно было пойти, к примеру, на кухню и протереть грязное кофейное пятно на газовой плите. Или в бассейн отправиться. Благо он был почти рядом, всего одна остановка на автобусе и минут пять ходьбы. Влезть в теплую воду и наплаваться до изнеможения, до судорог в мышцах, до тупого равнодушия.
Но из дома выходить не хотелось. Хотелось просто сидеть, смотреть в одну точку и думать, думать, думать.
Корысть…
Олег Сергеевич подозревает ее в корысти. Считает, что она способна убить за несколько десятков метров жилплощади, пятнадцать соток земли, дом в пригороде, пару пакетов акций, две шкатулки с драгоценностями и несколько торговых точек. Это много или мало для убийства, интересно?
Она никогда не считала добро Анны Васильевны, всегда тяготилась ее опекунством. И как могла, скрывала от своих родителей, что и в каких размерах для нее делается Сочельниковой. Они до сих пор не знали, к примеру, что эту квартиру Анна Васильевна давно оформила на Сонино имя. Родители до сих пор думали, что она эту квартиру снимает. Все уговаривали ее вернуться домой…
Как поведет теперь себя Анна Васильевна? Как распорядится своим состоянием после смерти Тани? Лишит ее наследства, начав подозревать на пару со Снимщиковым? Или оставит все как есть?
Господи, гадость какая!
Ведь наверняка подобными мыслями руководствуется Снимщиков Олег Сергеевич. И они совсем не кажутся ему кощунственными. Они ему кажутся вполне реальными, толкнувшими ее на преступление. Отсюда и его грязные намеки на скорую смерть Анны Васильевны. Как язык только поворачивается!
При такой симпатичной внешности такое отвратительное нутро у этого Олега Сергеевича. Никита никогда бы так о ней не подумал.
А Никита, наверное, будет счастлив со своей девушкой. И этот посланный им воздушный поцелуй в ее сторону, скорее всего, ничего не значит и…
В дверь постучали в тот самый момент, когда она собиралась долго и всласть поплакать. Уже пару раз шмыгнула носом, поискала взглядом носовой платок, отодвинула подальше к краю дивана блюдо с черешней, и тут этот осторожный, почти условный стук.
Если это противный Снимщиков, решила Соня, то не пустит его к себе и пошлет к черту. Если прилипчивый Липатов, сделает это в два раза быстрее. Если Анна Васильевна, то бросится к ней на грудь и совершит задуманное – наревется-таки от души.
За дверью не было ни первого, ни второго, ни третьей.
За дверью стоял Никита и без улыбки, со странным смешанным выражением обиды и упрека смотрел на нее.
– Ты?! – Соня отступила на пару шагов, оставив дверь открытой. – Зачем ты здесь?!
Не говоря ни слова, он вошел. Громко хлопнул дверью, привалившись к ней спиной, и выдохнул с волнительной хрипотцой:
– Привет, Сонька. Как ты?
– Я?
Она стояла перед ним как дура. В одном тапке, потому что второй потеряла, когда брела в прихожую, не разбирая дороги из-за подступивших слез. В тонких трикотажных шортах до колен и нелепой футболке с нелепой клоунской мордой во всю грудь. Волосы привычно по-домашнему зализала, перехватив костяной заколкой. И лоб оказался открытым, а ей так не шло, она знала точно.
– Ты, ты, малыш! Как ты? – Никита медленно двинулся к ней и все говорил и говорил: – А я скучал! Сильно скучал. И все думал, как ты тут? Ты все такая же красавица, Сонька. Пока не видел тебя, думал, все прошло. А там, в кафе… Ты смутилась, так?
– Да.
Она закрыла глаза. Никита подошел совсем близко и касался теперь своим подбородком ее волос. Он очень тяжело и часто дышал. Наверное, она дышала так же. И все хотела, чтобы он скорее ее уже обнял. И забыл хоть ненадолго свою гламурную красавицу, потому что он тут с ней. А он все продолжал задавать какие-то нелепые вопросы, совершенно не понимая, что она задыхается от одного его запаха.
– Почему ты смутилась? Из-за босоножек?
– Да.
– Я так и думал. Ты смутилась из-за хлястика, который подсунула под пятку. И еще из-за юбки, что помялась, так?
– Да, да!.. – Слезы в глазах не просто кипели, они разрывали кожу зажмуренных век.
– Ты все такая же смешная, Сонька! Ничего не изменилось… Ничего… И ничего не прошло, слышишь?
– Да. – Ожидание его рук на себе стало таким болезненным, что она всхлипнула, повторив: – Да, не прошло!
– Ты по-прежнему любишь меня? – Его палец коснулся нелепой клоунской морды на ее футболке и сделал абрис чудовищного клоунского оскала. – Смешная рожица… Ты разлюбила меня, Сонька?