Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь
Шрифт:
Камянов постарался передать интонации энкавэдэшника, но никак не мог унять дрожь в голосе.
— Сам дурак! Так сглупил! Меня ведь предупреждали, что Пастернак у них теперь в немилости. Но я не думал, что до такой степени… Вот и доигрался.
— Но все-таки они ж не закрыли театр. Можно выбрать другую пьесу…
— Поделом, поделом мне, товарищ Гусеева. А я уж размечтался… Представлял себе новогоднюю афишу: «Гамлет» и Пастернак… Ого-го!
Камянов усмехнулся. Он снял очки и помассировал набрякшие подглазья.
— Ну и воняет здесь!
Затем
— Я не курю, товарищ Камянов…
Он как-то странно глянул на нее. Взгляд был удрученный. Неожиданно он вцепился ей в руку и привлек к себе.
— Марина Андреевна, — шепнул Камянов, — этой ночью взяли Каплера.
Марина так и застыла с разинутым ртом.
— Он уже целую неделю в Москве, этот псих… Вы знали? Вот и я нет. Он приехал не ради нас с вами. Кретин! Уверяю вас, он действительно сошел с ума. Никогда не угадаете, что он затеял. Это уму непостижимо!
— Что непостижимо?
— С кем он… Господи, это ж самоубийство! У всех на глазах. Целую неделю, если не больше. Явились на оперу Большого театра. Большой эвакуировали, но остаток труппы играет в филиале на Дмитровке. А я-то знаю, что Люся терпеть не может оперу…
— С кем явился, Олег Семенович?
— Со Светланой Сталиной!
Марина остолбенела. От стоящего в комнатке смрада у нее вдруг перехватило дыхание.
Камянов, потирая лоб, бормотал, будто уже к ней не обращаясь:
— Подумать только! Любимая дочка от покойной Аллилуевой… Ох, идиот! Ну зачем она ему понадобилась, эта шестнадцатилетняя девчонка?
— И где он сейчас?
— А как вы думаете? Где и положено — на Лубянке. В самом аду.
Они обменялись невидящими взглядами.
— А тут еще вы, Марина Андреевна…
Марина привалилась к стене. От нафталина у нее слезились глаза.
— Дело не только в том, что вы репетировали Офелию. Они знают про ваши отношения с Каплером.
Бедный Камянов и представить себе не мог, как много «они» знают. Ну, вот и конец! Людоед все-таки сомкнул челюсти.
— Вам нельзя оставаться в Москве, Марина Андреевна. Бегите, пока не поздно. У вас есть какие-нибудь родственники?
Марина покачала головой. Не в ответ, а машинально. От ужаса она ничего не соображала.
Камянов, достав из кармана листок бумаги и авторучку, черкнул несколько слов.
— Это адрес Михоэлса. Вы с ним знакомы? Он сейчас в Москве, приехал ненадолго. Советую его навестить. Михоэлс может вам помочь. Он испытывает слабость к актерам…
Марина что-то недоверчиво буркнула. Ну с какой стати Михоэлс, режиссер еврейского театра, будет ей помогать? Наивный Камянов!
Но она все-таки спрятала листок в карман шубы.
— Теперь мне пора подняться в свой кабинет — вдруг они хватятся? А вы смывайтесь, мигом! И больше сюда ни ногой!
Его голос дрогнул, скулы напряглись. Пожимая Марине руку, он прошептал почти беззвучно:
— Случаются
Марина тайком покинула театр. Она вздрагивала, стоило снегу хрустнуть под ее ногами. Зачем-то петляла улицами. У всех прохожих даже ресницы заиндевели, а ей было жарко в ее шубе.
Она мучительно думала, куда ей податься, чтоб не засекла Лубянка. В квартире Каплера наверняка засада. Да бог с ними, с ее тряпками!
Ну зачем Каплер это сделал? Это ж надо, показаться всей Москве в компании с дочкой Сталина! Камянов прав: самоубийство!
А не месть ли?
Люся один знал, что произошло между ней и Сталиным. Зачем ему понадобилось обольщать шестнадцатилетнюю дуреху, почти дурнушку? Ведь был уверен, что с ним расправятся.
Хороша парочка — Каплер и Светлана Сталина!
Какая уж тут любовь? Представить невозможно! Марина теперь себя убеждала, что Люся хотел отомстить за нее, расплатиться со Сталиным за ту кремлевскую ночь. Ну, может, вдобавок еще и с ней самой за антисемитские высказывания. Ради этого был готов пожертвовать десятком лет на свободе. А то и жизнью.
Сумасшедший, сумасшедший!
Марина не замечала, как слезы застывают на ее щеках. Его сейчас наверняка допрашивают с пристрастием. Но ей теперь не время хныкать! Надо успокоиться, сосредоточиться и все-таки найти какой-нибудь выход.
А, может, она ошибается? Люся был с ней таким добрым, ласковым… Трудно представить, что он способен мстить подобным способом.
Скорей, все-таки дело в другом. Алексей Яковлевич — донжуан, прирожденный соблазнитель. Ему нужны постоянные победы. И чем связь неожиданней, скандальней, тем лучше. Не этим ли и Марина его привлекла? Антисемитка да еще сталинская подстилка. Отличное сочетание!
Она бродила по улицам часа два-три, прокручивая в уме одни и те же вопросы, борясь с подступающим страхом. Наконец ноги ее сами привели к военному заводику. А что такого? Она возвращается на свое рабочее место. Свинчивать гранаты, когда бойцы гибнут сотнями тысяч под Сталинградом, как погиб сын Камянова, это ли не достаточная трудовая повинность?
Но нет. Не успела Марина скинуть шубу в раздевалке, как туда явилась парторгша.
— Пройди в мой кабинет, товарищ Гусеева.
Была серьезна. Теперь не стала распинаться о своей любви к искусству. Разглядывала Марину с большим интересом, будто видит впервые. Потом взяла в руки конверт, лежавший на столе. Там не было ни адреса, ни адресата, только печать фельдъегерской службы с гербом Советского Союза.
— Вам это прислали с нарочным, товарищ Гусеева.
Коммунистка помусолила конверт пальцами, правда, не решаясь коснуться герба. Было видно, что ее мучит любопытство. Еще бы — правительственная депеша! Но, увы, не ей адресованная. Пришлось вручить ее Марине.