Ночь вампиров
Шрифт:
Это был обычный оклик, вызванный не какими-то чрезвычайными обстоятельствами, а всего лишь требованиями устава. Положено кричать именно так, вот и кричат часовые, хотя вполне достоверно знают, что идут товарищи.
— Разводящий со сменой! — раздался ответ, такой же формальный, каким был сам оклик.
Борцову полагалось сделать очередной ритуальный ход, весело крикнув: «Разводящий, ко мне! Остальные на месте!» После этого разводящий должен подойти к часовому один.
Но когда, повинуясь приказу, смена остановилась, Борцову вдруг показалось, что шагавший к нему разводящий вовсе не Пашкин — кривоногий увалень, а кто-то другой —
— Стой! Стрелять буду! Разводящему осветить лицо!
И тут он увидел, как внезапно тронулась с места и пошла вперед сразу вся смена, словно проверяя его на решительность.
— Всем стоять! — заорал Борцов, выведенный из себя той степенью нахальства, с какой элементарный разум не позволял командирам проверять посты. Команда «Стоять!» не записана в устав, но обстоятельства казались Борцову крайне странными. В его голосе было столько отчаянья и злости, что смена снова остановилась.
— Кончай, Борец! — прокричал тот, кто выступал в роли разводящего, и часовому стало ясно — это сержант Елизаров.
— Назад!
Борцов решил, что лучше прослыть формалистом и занудой, чем потом подвергнуться дружному осмеянию. Вот, мол, позволил Иконникову обдурить себя за здорово живешь.
— Я тебе сказал, кончай! — зло заорал в ответ Елизаров. — Понос прохватил твоего Тараса! Я за него.
Увидев, что Елизаров не подчинился команде и идет к нему, Борцов вскинул автомат, передернул затвор, перекинул переводчик на одиночный выстрел и нажал на спуск. Делая все это, он и не предполагал, какой резонанс вызовет его выстрел. До этого момента продуманный до мелочей налет на базу шел строго по плану. Тишина. Бесшумность. Мягкий неслышный шаг. Быстрый удар ножом в живот или спину. Зажатый сильной рукой рот жертвы, чтобы не вырвалось наружу ни крика, ни стона…
И вдруг выстрел! Это означало, что уже через минуту заревет сирена общей тревоги. Вспыхнут лезвия прожекторов по периметру охранной зоны. Прозвучит команда «Караул, в ружье!». Короче, первый выстрел — конец всему. Это провал.
В тайных операциях правила игры часто диктует действительность, а не план, пусть даже самый безупречный. По расписанию в ту злосчастную ночь на посту у хранилища должен был стоять рядовой Петруня, ленивый и сонный малый, больше любивший поспать, чем думать. По плану здесь не должно было быть бдительного неврастеника Борцова, а он оказался! И теперь вся операция летела козе под хвост.
Выстрел, сделанный Борцовым, передавал все наличные козыри в большой игре часовому. Теперь следовало либо принимать его правила, либо отказываться от дела, бросать все и бежать. По инерции разгона, не умея просчитать в уме все возможности, Елизаров игру принял.
— Ах ты, сволочь! — наливаясь дикой, распирающей злобой, заорал он. Слишком многое было для него связано с успехом сегодняшней операции. В случае неудачи сержант терял все, скорее всего и саму жизнь. Это он осознавал с предельной ясностью. Вскинув автомат, Елизаров пустил очередь в Борцова.
Ощущение начавшегося боя Борцову принес не выстрел, сделанный им самим. Нажимая на спуск, он еще воспринимал обстановку как игру, затеянную Иконниковым.
Сделав первый выстрел, Борцов ожидал, что уж теперь-то появится Пашкин, законный разводящий, и объявит, что это была проверка, что теперь смена пойдет по правилам.
По-настоящему оценить ситуацию позволила очередь, выпущенная по посту Елизаровым. Он промахнулся, потому что Борцов давно и хорошо усвоил тактику смены позиции после каждого выстрела. Этому искусству его долго и старательно учил старший брат, обожженный Афганом. Поэтому, выстрелив, Борцов тут же сделал шаг в сторону и оказался за пожарной бочкой с водой. Одна из пуль чиркнула по металлу, вырвала из него клок, и струя воды, холодной, пахнувшей болотом, плеснула на штаны. И именно это вдруг сказаловсе сразу Борцову.
Появление Елизарова во главе смены. Чужая щекастая физиономия, мелькнувшая в свете фонаря, когда им взмахнул лжеразводящий. Наконец, злая очередь в ответ на требование остановиться — все свидетельствовало о нападении.
Краем глаза Борцов заметил мелькнувшие слева тени и понял — его обходят. Но это неприятное открытие не вызвало испуга. Наоборот, он почувствовал подмывающую волну азарта, какой испытывал мальчишкой, играя в войну. Борцов бросился на землю, больно ударившись коленом о камень. Не обращая внимания на боль, рывком перекатился по траве и направил автомат в ту сторону, где только что был Елизаров. Трассирующая строчка прошила темень леса. Борцов был уверен, что вот-вот вспыхнет прожектор на ближней, пятой вышке, и оттуда по налетчикам ударит пулемет Васи Рогатина. Но вышка, скрытая темнотой, молчала. Борцов не знал, что доверчивый Вася был убит пять минут назад, когда спустился с вышки по зову Елизарова.
Очередь, пущенная Борцовым, легла удачно. Одна из пуль попала Елизарову в ногу. Сперва ему показалось, что ударило по голени палкой. Сгоряча он пытался рвануться вперед, но нога не слушалась, и он упал. К нему подскочил Топорок.
— Что с тобой?
— Нога! Мать его в душу… Дай мне руку!
Топорок поморщился. Он представил, какую боль испытывает Елизар. Сам Топорок не терпел боли, оттого ходил со ртом, полным гнилушек, из которого воняло, как из помойки. Ах, жаль мужика! И никто не знает, сколько ему придется мучиться. Другу надо помочь. Он не должен стонать от страданий. Пусть замолчит. А молчат только мертвые.
Топорок нагнулся, приставил автомат к животу Елизарова и дважды нажал на спуск.
В то же мгновение луч прожектора пропорол тьму. Это Тимоха Янченко, часовой с северной вышки, осветил место, откуда слышались выстрелы…
Начальник караула прапорщик Василий Койда был из крестьянского рода — обстоятельный, работящий и спокойный мужик. В армию он пошел лишь потому, что работать в колхозе за мнимый трудодень и реальную бригадирскую благодарность сил и желания на оставалось. И вот уже двадцать лет Койда шел за армейским плугом, прокладывая невидимую борозду то по каменистой семипалатинской степи, где он служил на ядерном полигоне, то вел ее по кочкарникам Архангельской области, пока, наконец, не попал в тихое место, на базу «Буран».