Ночная духота
Шрифт:
Мы затесались в собравшуюся на парковке толпу. В ней оказалось много живых людей, которые совсем не выглядели слугами. Слишком уж мирно они беседовали с вампирами, а некоторые вообще крепко держались за руки. И уж кого я точно не ожидала увидеть, так это детей: живых, смеющихся и болтающих по-английски о той же всячине, что и сверстники, видевшие вампиров лишь в кино. От взрослых разговоров до меня долетали лишь обрывки испанских фраз, по которым не удавалось воссоздать никакого контекста. Однако бледнолицыми оставались лишь мы с Клифом. Вот только отличить индейца от мексиканца я не могла ни по цвету кожи, ни по разрезу глаз. Как, впрочем, и живого от мёртвого, не видя привычной бледности и стеклянности глаз. И всё же по телу разбегалась та же дрожь, что охватила
Клиф молчал. Моника тоже. Она продолжала искать кого-то в толпе, и неожиданно губы её, лишённые помады, сложились в радостную улыбку, да так и застыли. Мы уже дошли до площадки вокруг костра. Здесь движение перестало быть хаотичным. Люди выстроились в очередь, но мы прошли мимо прямиком к женщине, укачивавшей на плече двухлетнего малыша. Ей-то и предназначалась улыбка Моники. Среднего роста, с чёрными прямыми, чуть ниже плеч, волосами, с прямой редкой чёлкой, сухощавая, неопределённо-взрослого возраста с едва проглядывающимися морщинками вокруг глаз и на лбу. Длинное белое, похожее на хитон, платье, перехваченное кручёным поясом, скрывало фигуру. Она производила странное впечатление — взгляда к себе не приковывала, но и отвернуться, как от иных вампиров, не хотелось. Только вид портили огромные красные линии, пересекавшие лицо — краска явно была наложена без зеркала. Ребёнок, закутанный в красное одеяло, дёрнул босой ножкой и что-то бормотал в полусне. Без какого-либо приветствия, она обратилась ко мне:
— Надеюсь, ты умеешь обращаться с детьми?
— Я умею, Каталина, — вмешался Клиф, протягивая к ребёнку руки.
Женщина опалила его тёмным взглядом и скривила в усмешке пухлые губы.
— Я прекрасно знаю всё, что ты умеешь делать. И всё же думаю, что нынче твоё место среди мужчин, а вот Джанет позаботится о Диего, пока мы с дочкой приготовим ужин.
Джанет… Имя в устах Каталины прозвучало оскорбительно холодно, но вздрогнула я от другой мысли. Здесь все обо мне знают и явно ждали на церемонии в качестве Джанет. Что же, Габриэль тоже не знает моё настоящее имя, потому что при нём ни Клиф, ни Лоран не обращались ко мне лично, я просто стояла позади них лёгкой тенью. Насколько нынче моё тело обрело плотность, предстояло ещё узнать.
— Так ты умеешь обращаться с детьми?
Я испугалась, что Каталина задаёт вопрос не в первый раз.
— У меня два брата, — ответила я, хотя и понимала, что их наличие не придало мне никаких знаний о детях.
Клиф с опаской покосился в мою сторону: то ли ему не понравилось упоминание о близнецах, то ли он испугался, что я не справлюсь. Однако я смело шагнула к Каталине и подставила плечо, чтобы принять малыша.
— Будешь осторожна, он проспит до самого утра. Если же нет…
Я похолодела.
— Не беспокойся, — улыбка Каталины оказалась действительно ободряющей, что не свойственно белым вампирам. — Я буду рядом и помогу, но прежде следует отдать почтение Габриэлю. Обещаю, что проведу тебя вне очереди, а потом подыщем вам с Диего укромное местечко. А ты ступай ко всем!
Она вновь зло взглянула на Клифа, и тот покорно сделал шаг в сторону. Я ступала осторожно, чтобы не потревожить сон малыша, хотя мечтала скорее оказаться подальше от Клифа, пока тот не сотворил со мной что-нибудь ещё. Серьги жгли уши, и я вознамерилась снять их, как только окажусь в укромном месте. Очередь молча расступилась, и я увидела Габриэля. Прежде я не решалась открыто разглядывать индейца, а сейчас моё новое зрение позволило за секунду чётко увидеть испещрённое морщинами лицо. Большие тёмные, глубоко спрятавшиеся под обвисшие веки глаза, живые и пронзительные — по-настоящему орлиные. Выцветшие, такие же пухлые, что и у Каталины, губы. И красная краска, безжалостно въевшаяся в дряблую кожу. Сморщенное тело прикрывала лишь доходившая до половины бедра набедренная повязка из светлой звериной шкуры
— Проходи, племянница.
Я вздрогнула и обернулась, чтобы понять, к кому тот обращается, но позади меня стоял мужчина, и с ним Габриэль заговорил на незнакомом языке. Племянница? Должно быть, Габриэль не настолько приголубил Клифа, чтобы стать ему отцом, потому и мне придётся довольствоваться скромной ролью племянницы. Довольствоваться? Я прижала ребёнка к плечу, испугавшись, что оступлюсь. Нет, я не собиралась оставаться в семье индейца, я собиралась…
— Присядь под деревом!
Я восприняла тихий голос Каталины как приказ и, прижавшись к стволу, осторожно переложила Диего на скрещённые колени, не подумав, что провести в такой позе даже час станет нестерпимой мукой. Моника села рядом и вытащила из-под моей руки одеяльце, чтобы прикрыть ребёнка. Я подняла глаза, но Каталина успела исчезнуть.
— Моника, — тихо позвала я.
— Чего? — обернулась та с неохотой.
— Габриэль действительно считает Клифа племянником?
Моника даже хохотнула.
— Это ты про обращение деда, что ли? Сегодня я тоже ему племянница. Мы все такие, так принято. Не обращай внимания. Вообще сегодня ни на что не обращай внимания. Это всё традиция, не более того. И ничего не бойся. Они сейчас выть начнут, что волки. Ты Диего лучше спасай, одно ухо к ноге прижми, а другое краем одеяла укрой. Может, и не проснётся.
— Послушай, — я на секунду замолчала, боясь задать вопрос: — А кто он, Диего?
— Кто? — Моника вновь удивлённо приподняла плечи. — Новый сын Каталины. Она обычно троих за раз воспитывает. Это с ним она поторопилась, потому что в мыслях уже выставила меня из семьи.
— И все дети…
— Да, да… Это всё воспитанники… Понимаешь, для них очень важна семья, и раз они пережили своих биологических родственников, то создают себе искусственных. Ну и кто-то должен заботиться о них днём, когда они становятся больными и немощными. Каталина очень любит свою прежнюю дочь, и та продолжает жить с ней и заботится днём о детях, поэтому мне и дали возможность уехать, куда пожелаю.
— И они не обращают…
Моника не дала закончить вопрос:
— Они никого не обращают. Это тебе не Голливуд, такого не бывает: вены вскрыть, испить крови… Нет, у них какая-то иная причина бессмертия. Будто они проживают жизни за тех, кого погубили, будучи людьми, — Моника опасливо оглянулась и шепнула: — Не бери в голову! Это всё мои догадки. На самом деле я понятия не имею, почему они не умирают. Но лучше б померли, честное слово!
— А Клиф…
Моника сорвалась с места и бросилась в толпу, и незаданный вопрос остался без ответа. Кровь прилила к голове, и из её водоворота стали выныривать готовые куски информативного пазла. Граф высмеял слова Клифа про получение силы через кровь человека, влюблённого в вампира. Однако его смех мог служить плотным покрывалом, скрывающим от меня правду, которое я могла при желании откинуть. Упоминание Моникой умерших мужей Каталины несло в себе схожий со словами Клифа смысл.
Свободной рукой я выдернула из ушей серьги и воткнула в землю под деревом. Только заземлить страхи не получилось. Они разгорались вместе с костром, в который подбрасывали дрова. Языки пламени взметались выше голов, и мои мысли носились в таком же бешеном танце. Умершая Джанет и воскресший Клиф могли служить продолжением похожей цепочки. Схожее место, рукой подать до Монтерея, костёр, с которого можно собрать пепел, и странный спор графа о философском смысле сжигания человеческой фигуры на «Бёрнинг-Мэне». Если бы этот чёртов француз сейчас сидел рядом, я бы и минуты не ждала, схватила за грудки и вытрясла из его пустого холодного тела признание.