Ночная музыка

Мойес Джоджо

– Простите, – сказала она, пытаясь взять себя в руки. – Вы застали меня врасплох. И не в самый удачный момент.

– Я могу вам… чем-нибудь помочь?

Лора едва не рассмеялась. Боже, какая нелепая идея! Разве ей сейчас возможно помочь?

– Ох… Нет, – ответила она.

Он терпеливо ждал, пока она осушит слезы. Слезы! Совсем не в ее стиле.

– Я боялся, что вы меня не услышите. Не знал, есть ли на вас эти штуки… – Он прижал руки к ушам, изобразив наушники. – Видите ли, собачники их обычно надевают.

– Нет… – Лора

оглянулась в поисках Берни, затем собралась было вернуть платок, но поняла, что тот насквозь промок. – Простите. Он в таком состоянии, что даже неудобно возвращать.

– Ах это… – отмахнулся он.

Она взяла собаку за ошейник и на секунду замерла, не смея поднять глаза, поскольку не знала, что говорить.

– Тогда оставляю вас с миром, – произнес он, явно не желая уходить. – Если вы уверены, что все в порядке.

– Я отлично. Спасибо вам.

И тут до нее дошло, где они находятся.

– Кстати, а вам известно, что это частная дорога? Вы кого-нибудь ищете?

На сей раз пришла его очередь смущаться.

– А-а… – протянул он. – Частная дорога. Выходит, я не там свернул. В ваших лесах немудрено и заблудиться.

– Здесь тупик. А куда вы направляетесь?

Однако незнакомец предпочел уклониться от прямого ответа.

– Да вот, захотелось найти симпатичное местечко, чтобы съесть свой ланч. – Он махнул рукой в сторону машины. – Я ведь живу в городе. А потому все, что за городской чертой, кажется мне прекрасным. – Его извиняющаяся улыбка была искренней, и Лора расслабилась.

Она взяла на заметку его дорогой, хотя и поношенный костюм, а еще то, какие у него грустные добрые глаза. Эх, была не была! – решила она. И чего ради она должна соблюдать приличия? Тем более учитывая поведение Мэтта.

– Я знаю чудесное место на другом берегу озера, – сказала она. – Если вы оставите машину здесь на обочине, я вас туда провожу. Это всего в нескольких минутах ходьбы.

А тем временем в доме неподалеку Китти, сидевшая над занудным учебником истории, размышляла относительно своего открытия. Она старалась быть объективной, как учила ее Мэри, но, сколько ни раздумывай над полученным сообщением, другого объяснения быть не могло.

Здравствуйте, миссис Деланси. Это мистер Картрайт. Хотелось бы узнать, обдумали ли вы основные моменты нашего последнего разговора. Мне в очередной раз звонил мистер Фробишер, который по-прежнему интересуется Вашим Гве… Гва… – словом, вашим музыкальным инструментом. Не знаю, получили ли вы мои предыдущие сообщения, но, полагаю, они не имеют столь важного значения. Как мы уже говорили, сумма, которую он предлагает, кардинально изменит ваше материальное положение. Она вдвое больше того, что когда-то заплатил ваш муж…

«Кардинально изменит ваше материальное положение». Китти вспомнила мистера Картрайта, с этим его большим блестящим портфелем, и то, как мистер

Картрайт смутился при виде кипы белья рядом с собой. Мама тогда отослала ее прочь, хотя явно нуждалась в помощи, чтобы усвоить полученную информацию. И вот теперь Китти поняла, почему мама так поступила. Мама не хотела, чтобы Китти знала, что у них есть выбор. Несмотря ни на что, мамина дурацкая скрипка оказалась для нее дороже счастья собственной семьи.

Однако в этом вопросе на помощь Тьерри рассчитывать не приходилось.

– Ты слышал хоть какие-нибудь из этих сообщений? – спросила она у брата накануне вечером, когда он сидел перед компьютером, отчаянно барабаня большими пальцами. – Ты в курсе, что мама могла продать свою скрипку? – (Но брат только смотрел на экран пустыми глазами, словно вообще ничего не желал слышать.) – Ты что, совсем не догоняешь?! Тьерри, если она знала, что может продать скрипку, то не было никакой нужды переезжать в эту дыру. Мы могли сохранить наш дом. – (Тьерри упорно продолжал смотреть прямо перед собой.) – Ты меня слышишь? Неужели тебе наплевать, что мама нам наврала?

Но Тьерри закрыл глаза, решительно отказываясь на нее смотреть. Китти обозвала его дебилом и отправилась плакать в свою комнату.

Мама сразу заподозрила неладное. За ужином она донимала Китти вопросами, все ли в порядке в школе и не заболела ли она. Но Китти была настолько зла, что даже не хотела смотреть на маму. И теперь ее мозг сверлила мысль: они могли не уезжать из своего дома в Мейда-Вейл. Могли жить на их старой улице, со старыми соседями, а она, Китти, могла ходить в свою старую школу, и, возможно, даже Мэри осталась бы с ними, если бы на это хватило средств от продажи скрипки.

А мама тем временем сообщила, что она решила давать уроки, поскольку лишние деньги им сейчас явно не помешают. Она даже повесила объявление в магазине Кузенов. А потом она столько раз повторила «ничего страшного», что Китти поняла: мама до смерти напугана. И тем не менее Китти не испытывала к своей маме ни благодарности, ни жалости. Потому что все разговоры об уроках музыки снова напоминали девочке о скрипке.

– Скажи, ты нас любишь? – многозначительно спросила Китти.

Мама была явно шокирована.

– И ты еще спрашиваешь? Разумеется, я тебя люблю! – Мама так расстроилась, что Китти почувствовала слабый укол совести. – Но почему? С чего вдруг у тебя возникли сомнения?

– Больше всего на свете?

– Больше всего, что ты только можешь представить, – с чувством ответила мама.

После ужина мама нежно обняла Китти, словно желая ее успокоить, однако Китти, вопреки обыкновению, не смогла в свою очередь обнять маму. Ведь это только слова, разве нет? И вообще, у Китти не осталось сомнений, что именно мама любит больше всего на свете. Если бы эта дурацкая скрипка не оставалась их единственной надеждой, Китти с превеликим удовольствием выбросила бы ее из окна верхнего этажа.