Ночная охота
Шрифт:
Я двигаюсь прежде, чем она успевает сказать еще хоть слово, обхватывая ладонью ее киску через штаны. Ее вздох эхом отдается в моих ушах, и я наслаждаюсь этим звуком. Он разжигает во мне волчью натуру так, как ничто другое никогда не разжигало.
— Сядь, Альфа. — Я смотрю на нее сквозь ресницы, замечая, как она упирает руки в бока и надувает свои сладкие гребаные губки.
— Разве не альфа устанавливает правила?
— Это не правило, это приказ.
Ее зрачки расширяются, несмотря на сдерживаемую
— Я не слишком хорошо на них реагирую, — предупреждает она, и я крепче сжимаю ее киску.
— Я рекомендую привыкнуть к ним, — шепчу я, на мгновение переводя взгляд на ее губы, прежде чем снова встретиться с ее притягательными глазами. В них плещется обещание желания, но всякий раз, когда я приближаюсь слишком близко, один из нас так и не решается прыгнуть.
— Или что, ты продолжишь тереться ладонью о мой клитор? О, нет. — Она подносит руку к губам, притворно ахая, в то время как ее глаза озорно блестят.
— Жаль, что твой рот не такой сладкий, как твоя киска. Вместо этого он полон дерзости. Немного горьковатой, если хочешь знать мое мнение. Итак, ты собираешься усадить свою задницу или нет? — Мы теперь так близко, что кончики наших носов соприкасаются друг с другом.
Она приподнимает голову, и ее губы касаются моих, пока она говорит.
— Я горькая до глубины души, Кассиан. Не забывай об этом.
По мне пробегает дрожь от ее слов, а мой член подергивается, отчаянно желая почувствовать ее. Я поднимаю руку к ее щеке, готовый взять контроль в свои руки, но она мгновенно вырывается из моих объятий, опускаясь на бревно с самодовольной усмешкой на губах.
Эта прекрасная, порочная…
Блядь.
Я ненавижу игры, но ее игры… ради них я живу.
Я срываюсь с места, прежде чем поддаться своим желаниям, вместо этого сосредоточившись на выполнении миссии, которую я поставил перед собой, прежде чем снова оказаться перед ней, с бутербродами в руках.
Два идеальных сэндвича с индейкой и швейцарской булочкой, разогретые и завернутые в фольгу. По одному в каждой руке. Я с интересом наблюдаю, как она переводит взгляд между ними.
— Обед.
— Обед, — повторяю я, протягивая ей один сэндвич, занимая место справа от нее. Она продолжает смотреть то на сэндвич, то на меня, но я слишком голоден, чтобы продолжать эту милую перестрелку взглядами. Я разворачиваю свой сэндвич и кусаю, постанывая от удовольствия того, насколько вкусно их всегда готовят «У Джейни».
Она молча следует моему примеру. Мы сидим в уютной тишине, и в моем теле разливается спокойствие, которое мне не знакомо. Это из-за нее, я знаю, но не понимаю, как и почему, просто я чувствую его только в ее присутствии.
И даже тогда это мимолетное ощущение. Потому что большую часть времени мы проводим в гневе
В основном в гневе и истощенные.
Лучшим из возможных способов.
— Почему? — Ее слова — чуть громче шепота на ветру, которые я не уверен, что услышал бы без моего обостренного слуха, но это вопрос, на который у меня нет ответа.
— Я не знаю, — признаюсь я, сминая остатки фольги в руке и бросая на нее взгляд краем глаза.
— Ты не знаешь. — Ее брови приподнимаются.
— Нет.
Она поджимает губы, глядя на меня с некоторой неуверенностью, которая почти выбивает из колеи, а я еще даже не открыл рот, чтобы сказать то, ради чего я ее сюда привел.
— Итак, что же тебя гложет?
— Ты спрашиваешь об этом меня? Ты? — возмущается она, стряхивая крошки с рук, в то время как ее глаза по-прежнему прикованы ко мне. Вместо ответа я поворачиваюсь к ней с многозначительным взглядом, заставляя вздохнуть, и она отворачивается. — Ничего.
— Чушь. Собачья.
Она усмехается, качая головой и глядя сквозь деревья, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня. — Ничего, о чем я хотела бы с тобой поговорить.
— Что ж, я рад, что ты прояснила ситуацию, но это не значит, что мне не насрать на то, с кем ты предпочла это обсудить.
— Приятно слышать. — Я не вижу ее глаз, но знаю, что она закатила их. — Итак, — настаиваю я, когда она не раскрывает свои терзания.
— Итак, — повторяет она, откашливаясь и устраиваясь поудобнее на бревне.
— Тупость тебе не идет.
— Спасибо. — Она улыбается, ее губы изгибаются от веселья, но я не обращаю на это внимания, не сейчас, когда я все еще вижу тень в ее глазах.
— Это из-за того, что ты беспокоишься за свою семью?
Меня встречает тишина.
— Это из-за того, что Рейден — это… Рейден?
Ее нос подергивается, но по-прежнему ничего.
— Это из-за того, что сказала Боззелли?
Шансов мало, но тишина, которая продолжает меня встречать, подтверждает, что она не дрогнула под угрозами этой сучки.
У меня сводит челюсть, варианты сводятся практически к нулю, пока я оцениваю ее. Я потрясен, что уже придумал столько причин, но думать о любых других становится еще труднее. За исключением одной мысли.
— Это все из-за того, что ты узнала, относительно волка? — Ее позвоночник напрягается, подтверждая то, что больше всего задело ее за живое. — Это из-за волка. — Она смотрит вдаль, еще больше избегая моего взгляда. Я пытаюсь взглянуть на ситуацию ее глазами, но не вижу дальше кончика собственного гребаного носа. Нет смысла тратить на это время, когда я могу просто спросить ее об этом. — Что в этом вызывает у тебя проблемы?