Ночная Охотница
Шрифт:
– Богиня, - прошептал он, когда она присоединилась к нему.
– Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
Она не сводила с него глаз, в которых застыл вопрос, когда он опустил ее спиной на подушки. Он понимал, о чем она хотела спросить, так, словно она произнесла это вслух.
Прекраснее Элизабетт?
– Да.
Вырвался у него хриплый ответ, в то время, как его сознание сопротивлялось этому. Конфликт между разумом и чувствами опрокинул его, вызывая почти дикую сексуальную агрессию. Он не хотел, чтобы эта маленькая Дампир стала важнее
Господи, помоги ему, но ему казалось, что Марика создана, специально для него.
Он сел между ее расставленными бедрами, потупив взор, не желая, чтобы она заметила эмоции бушующие в них. Его руки нырнули, раздвигая нежную плоть. Большие пальцы освободили проход - возбужденных лепестков - он склонился, и его язык коснулся напряженного соцветия, сокрытого внутри.
Она задохнулась, выгнувшись ему навстречу. Он крепко обхватил ее бедра и упивался ею. Его язык двигался неистово, распаляя ее, пока бессвязные стоны, близкие к рыданию изливались из ее горла.
Он хотел овладеть ею, как никто и никогда больше. Он хотел, чтобы она была столь же уязвима для него, каким был он по отношению к ней. Пусть любой другой после него окажется в проигрыше после сравнения.
Эта мысль вызвала неконтролируемый рык. Не будет, никого другого. Никого другого.
Он поддразнивал ее, нежно прикасаясь языком. Ее пальцы запутались в его волосах, обхватив его голову и побуждая его пойти глубже. Он погрузил два пальца в ее призывную влажность, изгибая их, пока не ощутил, что она откликнулась. Он нащупывал, пока не обнаружил место, от прикосновения к которому по ее телу прокатилась дрожь, и перехватило дыхание. Улыбаясь себе, Бишоп привел в унисон прикосновение языка с прикосновением пальцев, и был вознагражден сладостными всепоглощающими спазмами, поскольку Марика вскрикнув, погрузилась в оргазм.
В диком восторге Бишоп закинул ее ноги себе на плечи. Он вошел в нее резко одним толчком, погрузившись до самого основания. Она глубоко вдохнула, выгибаясь ему навстречу, принимая его. Он ощущал, что плоть, сжимающая его, все еще сокращается от пережитого ей наслаждения.
Он усадил ее себе на бедра, и подался вперед, открывая ее для себя еще больше. Одной рукой он придерживал ее, а другой поглаживал упругость, источника ее наслаждения, который все еще был плотным и чувствительным к его прикосновению.
– Никого другого, - прорычал он, пристально глядя ей в глаза. Она была податливой и влажной, упругой и исполненной неги. Он неистово погружался в нее.
– Никого другого.
Она ухватилась за него рукой, вцепившись пальцам в его бицепс Другой в его волосы, прижимая его голову к своей груди.
– Никогда, - выдохнула она.
– Никогда подобно тебе.
Бишоп застонал, словно подтверждая сказанное, поскольку ее тело так плотно обхватило
Он поддразнивал ее сосок, перекатывая его во рту, ощущая, как он становится упругим под его языком. Он посасывал и покусывал его, пока она не сначала извиваться в его руках, стуча пятками по его спине.
Ее пальцы вонзились в кожу его головы. Бишоп приоткрыл рот, освобождая свои клыки. Он вонзил их ей в грудь, втягивая в себя и наслаждаясь ее сущностью. Марика напряглась и вскрикнула, растворяясь в очередном кульминационном моменте. Его накрыло следом - исступленный поток удовольствия, он продолжал двигаться, не отнимая рта от ее груди, пока не взорвался в ней.
Когда ощущения вернулись к нему, он обнаружил, что лежит на ней, положив голову ей на грудь. Каким-то образом он собрал силы, чтобы поднять голову и провести языком, по ранкам оставленным на ее груди. Они быстро затянуться и заживут в течении нескольких часов.
– Извини, - пробормотал он, осторожно прикасаясь пальцами к коже вокруг ранки.
– Может остаться синяк.
Ее пальцы перебирали его волосы.
– Он исчезнет.
Бишоп прикрыл глаза, отдаваясь удовольствию от того, как движутся ее пальцы в его волосах. Если бы он мог мурлыкать, то уже бы урчал.
– Следующий раз будет дольше, обещаю.
– Я не стану особо переживать по этому поводу.
Он улыбнулся иронии, прозвучавшей в ее голосе. Ее рука коснулась его спины, обнимая его.
– Я понимаю, что должна сказать, что это было последним разом, и что такого больше не повториться, но не могу.
Открыв глаза, он повернул голову, чтобы, получше разглядеть ее. Грустное выражение ее лица разбило ему сердце. Он не был оскорблен, только опечален. И немного виноватым, потому что он являлся причиной этого.
– Все, что ты делаешь, трогает меня, и я пылаю словно в огне.
– Она заправила за ухо упавший локон.
– Я должна злиться на тебя по этому поводу, но не могу. Даже если ты покинешь меня завтра, я не стану сожалеть о случившимся.
Он поцеловал ее в шею.
– Не покину.
Немного помолчав, она заговорила снова.
– Тебя это не беспокоит?
Он поцеловал ее в висок. Он мог потратить оставшуюся часть вечности, тыча нос, в эту женщину.
– Что именно?
Она развернулась к нему.
– Что у меня есть... определенный опыт?
Он укусил ее за мочку уха. Она вздрогнула.
– Сексуальный?
– Да.
– Нет.
Он снова ощутил возбуждение.
– Я даже скорее рад этому.
– Рад?
Он понимал ее удивление, так как она прожила жизнь в обществе, которое заклеймило бы подобную женщину, как шлюху, но он был слишком стар для подобных глупостей.
– Да. Мне не нужно волноваться, что я причиню тебе боль или напугаю тебя.
Она попыталась возмутиться.