Ночная
Шрифт:
Раинер старался смотреть в сторону. Я таким самообладанием похвастаться не могла — хоть и отлично понимала, чем вызван столь экстравагантный наряд.
Леди Гвириль была по-хелльски некрасива. Экзотические глаза на рубленом лице с асимметричными бровями и тонкими губами, кривящимися в вечной усмешке, смотрелись чуждо и неуместно, и никакой макияж, призванный акцентировать внимание на удачных чертах, не мог этого скрыть.
– Ваше Высочество, — с чувством произнес граф Вейланд, подведя нашу компанию ближе, — воистину звезда на любом празднике.
Принцесса только улыбнулась, асимметрично
– Ваши Сиятельства, — невозмутимо отозвалась она, слегка склонив голову, и остановила взгляд на нас с Раинером, ожидая, пока незнакомцев представят.
Леди Мира ее не разочаровала.
– Вы, должно быть, уже слышали историю об ирейской студентке, по досадной случайности попавшей на Тангарру? — лукаво сощурившись, поинтересовалась почтенная графиня. Судя по ответной усмешке, мою историю не слышали разве что глухие, да и те давно посмотрели соответствующий сюжет.
– Стало быть, Эйвери Сабинн, — констатировала принцесса, окинув меня изучающим взглядом. Я тут же осознала еще один плюс длинных юбок: если ты не умеешь делать реверансы, за тканью это не слишком хорошо просматривается. Увы, мое платье едва прикрывало колени, и недостаток светского воспитания чувствовался. — А вы? — Ее Высочество повернулась к Раинеру.
Он потерянно улыбнулся, поняв только, что обращаются к нему. Отвечать не стал: дворцовый парк кишел магией — от защитных плетений до крошечных косметических иллюзий на придворных дамах — и любое слово храмовника могло обернуться весьма досадным конфузом.
– Раинер из Куасселя, — смущенно сказала я, и он повернулся ко мне. Взгляд я почувствовала всей кожей — должно быть, в основном потому, что леди Мира в этот момент встревоженно смотрела куда-то поверх моей головы, в сторону иринейской делегации. — Он не говорит на унилингве, Ваше Высочество.
Это сообщение вызвало у принцессы куда больше энтузиазма.
– Тангаррец? — с жарким интересом уточнила она. — Тот самый, который способен разрушать магию песней?
Я подтвердила, пряча усмешку: Раинер явно недоумевал, чем вызвал такой бурный восторг — а принцесса, кажется, была готова прыгать вокруг него, как собачка — вокруг дерева, на котором сидит белка. Леди Гвириль порывисто шагнула вперед; тонкий шифон облепил ее ноги, нарисовав картину еще более занимательную и интригующую, чем непрерывные вспышки у нее на кончиках пальцев, и храмовник невольно опустил взгляд — и проморгал тот момент, когда Ее Высочество уверенно подхватила его под свободный локоть.
Смеяться мне резко расхотелось. Графской чете, кажется, наоборот, но они героически сдержались.
– Вы просто обязаны уделить мне время, — безапелляционно сообщила принцесса опешившему Раинеру и скороговоркой извинилась перед графом и его супругой, тут же потянув храмовника за собой — а следом и меня.
Я позволила увлечь нас в дальний угол парка, подальше от гостей и недоумевающих фрейлин, негромко объясняя на тангаррском:
– Леди Гвириль — один из сильнейших магов современности и наверняка захочет проверить, как быстро ты сумеешь разрушить ее заклинания. Я переведу, что она будет говорить. Ты сможешь? Мне очень нужна ее помощь.
Раинер насмешливо покосился на меня,
Оценив его веселый настрой, я предпочла добавить:
– Если тебя вдруг ввел в заблуждение ее наряд, то Ее Высочество занимает должность советника по магическому развитию и готовится в течение пяти лет сместить министра магии. Скорее всего, помимо всего прочего, она попытается переманить тебя на Хеллу, как только увидит, на что ты способен.
На лице Раинера четко обозначилось, что он думает про этот сумасшедший мир, где длинноногие принцессы занимаются богомерзким колдовством, но храмовник промолчал и на этот раз. Разве что улыбаться прекратил. Видимо, пример леди Эмори оказался достаточно показательным, чтобы поверить в способность хрупких леди вертеть государственными машинами, как собственным подолом.
– Менталитет — великая вещь, не так ли? — светским тоном сказала я ему.
Раинер дернул бровью и покрепче сжал губы, глотая все рвущиеся наружу комментарии. Кажется, об ирейском менталитете он был не самого лестного мнения.
Я успокоила себя тем, что он просто еще не сталкивался с менталитетом хелльским — а зря. По этому поводу следовало переживать куда сильнее.
Леди Гвириль убедилась, что мы отошли достаточно далеко от скопления людей, выпустила локоть Раинера — и, сделав пару шагов в сторону, резким движением воздела руки. От вспыхнувшей между нами стеной огня повеяло жаром. Раинер среагировал мгновенно — оттолкнул меня в сторону, отскочил сам и только потом заметил, что огонь дрожит в полуметре от травы, в воздухе, где гореть было вообще нечему. Короткого знакомства с иллюзорными фокусами Рэвена хватило, чтобы храмовник, вместо того, чтобы звать на помощь, повернулся ко мне и с легким недоумением поинтересовался:
– Она нормальная вообще?
Я была занята тем, что вынимала собственную душу из пяток, но все-таки отвлеклась и честно ответила:
– С ирейской точки зрения — нет. Но для хелльки — более чем. У них на планете очень мало обычных людей, так что подобным поведением никого особо не удивишь. Скорее всего, она просто не подумала, что мы можем не отличить иллюзию от настоящего огня и испугаться.
Раинер спрятал лицо за ладонью и тоскливо выругался. Этого оказалось достаточно, чтобы плясавшая перед ним стена огня опала вполовину, и за ней стала видна обалдевшая физиономия хелльской принцессы.
– Вот это да! — выдохнула она. Раинер угрюмо покосился на нее поверх пламени, но принцесса, ничуть не смутившись, попросила: — Скажите что-нибудь еще!
Я перевела просьбу, и Раинер не упустил случая:
– А про защитные заклинания на парковой ограде она тоже не подумала?
Иллюзорный огонь исчез без единого звука — не считая моего запоздалого ойканья и восторженного аха леди Гвириль.
Неприкосновенность дворцового парка была отомщена в кратчайшие сроки. Не успела я объяснить принцессе, чем мог обернуться ее невинный эксперимент, как со стороны гостей грянули фанфары, оборвавшие приглушенный людской гомон. Леди Гвириль обернулась на звук — и досадливо скривилась: