Ночное путешествие
Шрифт:
Сегодня, однако, Уортон скорее всего собирался вести себя смирно. Он схватил жестяную кружку, вылакал "колу" в три длинных глотка, а потом звучно отрыгнул.
– Отлично, - сказал он.
Я протянул руку:
– Кружку.
Он подержал ее секунду, дразня глазами.
– Думаешь, возьму себе? Я пожал плечами.
– Мы придем и отберем. Ты отправишься в маленькую комнату. И это будет твоя последняя "кола". Если только ее не подают в аду, вот и все.
Его улыбка погасла.
– Не люблю шуток насчет ада, козел.
– Он швырнул кружку через решетку.
– Вот вам.
Я поднял кружку. За моей спиной Перси сказал:
– Какого черта ты вдруг решил дать этому идиоту содовой?
"Потому что там столько зелья из лазарета, что хватит, чтобы проспать двое суток и ничего не почувствовать", - подумал я.
– У Пола, - заметил Брут, - запас милосердия не ограничен, и оно падает, словно дождь с райских небес.
– Чего?
– спросил Перси, нахмуриваясь.
– Я говорю, у него доброе сердце. Всегда было, таким и останется. Не хочешь сыграть в "безумные восьмерки", Перси?
Перси фыркнул:
– Только не в "Пьяницу" и не в "Ведьму", это самые глупые игры в мире.
– Поэтому я думал, что тебе будет интересно сыграть в несколько рук, - сладко улыбнулся Брут.
– Умные все какие, - сказал Перси и шмыгнул в мой офис. Мне не очень нравилось, что эта мелкая крыса сидит за моим столом, но я промолчал.
Время тянулось медленно. Двенадцать двадцать, двенадцать тридцать. В двенадцать сорок Джон Коффи поднялся с койки и стал у двери камеры, держась руками за прутья решетки. Мы с Брутом прошли до камеры Уортона и заглянули в нее. Он лежал на койке, улыбаясь в потолок. Глаза его были открыты, но напоминали стеклянные шарики. Одна рука лежала на груди, вторая свесилась с койки, пальцы касались пола.
– Боже, - проговорил Брут, - от Крошки Билли до Вилли Плаксы всего за один час. Интересно, сколько таблеток морфина Дин положил в этот тоник?
– Достаточно.
– Мой голос слегка задрожал. Брут этого мог и не заметить, но я услышал.
– Пошли.
– Ты не хочешь подождать, пока этот красавчик отключится?
– Он уже отключился, Брути. Он просто слишком под кайфом, чтобы закрыть глаза.
– Ты начальник, тебе виднее.
– Он оглянулся, ища Харри, но Харри был уже рядом. Дин сидел прямо за столом дежурного, перетасовывая колоду карт так сильно и быстро, что было странно, что они не загораются, при каждом перехвате колоды бросая взгляд налево, на мой кабинет. Следя за Перси.
– Уже пора?
– спросил Харри. Его длинное лошадиное лицо казалось очень бледным над синей форменной блузой, но вид у него был решительный.
– Да. Если мы хотим успеть, то пора. Харри перекрестился и поцеловал большой палец. Потом отправился в смирительную комнату, открыл ее и вернулся со смирительной рубашкой. Он подал ее Бруту. Мы втроем прошли по Зеленой Миле. Коффи у двери своей камеры проводил нас взглядом и не сказал ни слова. Когда мы дошли до стола дежурного, Брут спрятал рубашку за спину, что при его комплекции было довольно легко.
– Повезло, - сказал Дин. Он был так же бледен, как и Харри, но и столь же решителен.
Перси сидел за моим столом, именно так, на моем стуле, и хмурился над книгой, которую таскал повсюду с собой последние несколько ночей: не "Арго" или "Для мужчин", а "Уход за душевнобольными
– Чего еще?
– спросил он, быстро захлопывая книгу.
– Что вам нужно?
– Поговорить с тобой, Перси, - сказал я.
– Вот и все.
Однако по нашим лицам он понял, что мы явились вовсе не только поговорить, поэтому вскочил и бросил-ся - почти бегом - к открытой двери в помещение склада. Он подумал, что мы пришли рассчитаться с ним и надавать оплеух.
Харри отрезал ему путь к отступлению и стал Вт дверях, сложив на груди руки.
– А ну!
– Перси повернулся ко мне в тревоге, но стараясь не показывать ее.
– Что это еще?
– Не спрашивай, Перси.
– Я думал, что все пройдет нормально, я буду в норме, раз уж мы начали эту безумную аферу, но что-то не получалось. Я не верил, что делаю это. Словно в плохом сне. Мне все казалось, что вот-вот жена разбудит меня и скажет, что я стонал во сне.
– Лучше, если ты с этим смиришься.
– А что у Ховелла за спиной?
– срывающимся голосом спросил Перси, поворачиваясь, чтобы лучше рассмотреть Брута.
– Ничего.
– Ну, это, я думаю...
– Брут вытащил смирительную рубашку и помахал ею у бедра, словно матадор мулету перед броском быка.
Перси вытаращил глаза и рванулся. Он хотел бежать, но Харри схватил его за плечи, и получился лишь рывок.
– Отпустите меня?
– закричал Перси, пытаясь вырваться из рук Харри, - но тщетно. Харри был тяжелее фунтов на сто, и мускулы у него, как у лесоруба, однако у Перси хватило сил протащить Харри почти до середины комнаты и смять неприятный зеленый ковер, который я все собирался заменить. На секунду я даже подумал, что он вырвет Харри руку, ведь страх может прибавить сил.
– Успокойся, Перси, - сказал я.
– Будет легче, если...
– Перестань успокаивать меня, невежа, - завопил Перси, дергая плечами и пытаясь высвободить руки.
– Оставьте меня! Все! Я знаю людей! Больших людей! Если вы не перестанете, вам всем придется отправиться в Южную Каролину за тарелкой супа на общественной кухне!
Он опять рванулся вперед и ударил бедром по моему столу. Книга, которую он читал - "Уход за душевнобольными в лечебницах", подскочила, и из нее выпала спрятанная внутри маленькая брошюрка. Неуди-вительно, что Перси глядел виновато, когда мы вошли. Это были не "Последние дни Содома и Гоморры", а книжечка, которую мы иногда давали сексуально озабоченным узникам за хорошее поведение. Я уже упоминал о ней, по-моему, маленькая книжечка комиксов, где Олив Ойл спала со всеми, кроме малыша Свит Пи.
Мне показалось печальным, что Перси в моем кабинете изучал такую примитивную порнушку, Харри тоже глядел с отвращением, насколько я мог видеть его из-за напряженного плеча Перси, а Брут залился смехом, и это вывело Перси из борьбы на какое-то время.
– Ах, Перси, - произнес он.
– Что скажет мама? Что по этому поводу скажет губернатор?
Перси густо-густо покраснел.
– Заткнитесь. И оставь маму в покое.
Брут передал мне смирительную рубашку и приблизил лицо вплотную к Перси.