Ночной огонь
Шрифт:
Джаро медленно продолжил путь, нащупывая дорогу подошвами.
Прошло несколько секунд. Снова сверху донесся тихий звук. Джаро приподнял голову, напрягая слух — надо полагать, кричала ночная птица. Хотя Джаро никогда раньше не слышал ничего похожего.
Джаро заставил себя встрепенуться и ускорил шаги. Кучевые облака разошлись: в разрыве между ними сияла сине-зеленая луна. Бледный лунный свет сочился сквозь листву, раскрашивая дорогу мутным орнаментом проблесков и теней. Снова послышались звуки: зловещее пощелкивание. Джаро резко остановился, пытаясь что-нибудь разглядеть в высоких кронах. Звонкий голос отчетливо произнес:
Впереди, шагах в пятидесяти, что-то стояло на озаренной лунным светом дороге — что-то высокое, раза в полтора выше человеческого роста, завернутое в свободно свисающую черную мантию, с большими черными крыльями, широко вздымающимися за плечами. Подобные дискам непроглядного мрака глаза на продолговатом лице, белом и неподвижном, взирали сверху вниз на оцепеневшего Джаро.
Справа и слева появились четыре причудливые фигуры в масках и плащах, накинутых на неестественно широкие плечи; за этими плечами высоко вздымались крылья — такие же, как у неподвижной фигуры впереди на дороге. К своему удивлению и отчаянию, Джаро почувствовал себя, как обмякшая тряпичная кукла, неспособная ни бежать, ни защищаться.
Решительно приблизившись тяжелыми шагами, четыре Ангела Тьмы схватили Джаро, повалили его на землю и принялись избивать длинными гибкими дубинками. Джаро прикрылся рукой — дубинка ударила по руке, кость сломалась. Джаро сжался в комок, удары сыпались градом. Давно забытые ощущения всплыли из памяти Джаро: палящие лучи солнца у подножья Ворожских холмов, вкус придорожной пыли во рту, глухой стук дубинок, крошащих его тонкие ребра. Джаро застонал — скорее от мучительного воспоминания, нежели от боли.
В эту ночь, на дороге в Наинском лесу, размеренные удары дубинок наносились не для того, чтобы искалечить, а для того, чтобы наказать. С назидательной торжественностью звучал низкий голос: «Ангелы Тьмы вновь выполняют долг, пробуждая раскаяние! Да будет неповадно всем пронырам, ныне и вовеки веков!»
Другие три голоса откликнулись нестройным хором: «Не ждите пощады, проныры! Знайте свое место! Так было, так есть и так будет!» Дубинки поднимались и опускались в такт, подчеркивая слова.
Низкий голос гудел: «Проныра, ты наказан по заслугам! Теперь тебе предстоит исправиться. Проси прощения за наглость!»
Джаро попытался приподняться, но его снова повалили на землю безжалостными пинками в ребра.
Голос продолжал нараспев: «Признай свою вину! Проси прощения и обещай знать свое место! Почему ты молчишь? Или ты нуждаешься в дальнейших исправительных мерах? Ага, ты решил молчать! Ничего, мы тебя перевоспитаем — сам виноват, потом не жалуйся!»
Удары посыпались снова. Ангелы Тьмы, оскорбленные молчанием Джаро, удвоили усилия, стремясь сломить сопротивление жертвы — мышцы напрягались все туже, дубинки взлетали все выше. Наконец Джаро перестал шевелиться. Невероятно! Пока Джаро корчился под ударами, закрывая голову руками, где-то внутри, где-то в глубине его сознания прозвучал взрыв издевательского хохота — словно кто-то дико радовался происходящему, наблюдая из недостижимой дали. Этот хохот испугал Джаро больше побоев.
Ангелы Тьмы стояли, отдуваясь. Одна из широкоплечих фигур яростно пнула Джаро в живот: «У тебя что, язык отнялся? Проси прощения!»
Другая фигура в плаще с крыльями пробормотала: «Бесполезно! Он строптив, как ошалевшая вонючка».
«Он, случайно,
Четыре фигуры наклонились над Джаро: «Мы его хорошенько проучили, не больше того. Теперь у него поубавится прыти».
Джаро переставал что-либо ощущать. Он лежал в почти безмятежной прострации. Возможность отключиться радовала его! Внутри была полезная емкость, куда сливались все эмоции и стремления, где они бережно хранились, где никто не мог их потревожить. Сознание померкло, он лежал неподвижно.
Ангелы Тьмы взялись за выполнение дальнейших обязанностей. Они обрили Джаро наголо и приклеили к его черепу смехотворный гребешок из белых перьев. Его лицо вымазали сажей, а сзади, за пояс брюк, заткнули пушистый белый плюмаж. Втащив Джаро в кузов автофургона, блюстители статуса отправились в центр Танета.
За час до полуночи группа студентов, возвращаясь после затянувшейся вечерней лекции, обнаружила на дворе перед Лицеем бесчувственного Джаро, привязанного вертикально к стойке фонаря. У него на шее висела табличка:
5
Машина скорой помощи отвезла Джаро в больницу, где врачи занялись его переломами и ушибами. Он пережил множественное сотрясение мозга. У него были сломаны ребра, обе руки и ключица. Врачи считали, что ему еще повезло, потому что черепных трещин, несмотря на кровоточащие ушибы, обнаружить не удалось. Судя по всему, Ангелы Тьмы применяли исправительные меры в лихорадочном возбуждении, нанося удары как попало. Полиция предпринимала формальные попытки установить личности Ангелов, но наказание проныры не вызвало никакого общественного возмущения. Выскочка такого рода считался не более чем социальным паразитом; так как полиция не могла защитить общественность от социального паразитизма, общественность была вынуждена защищаться самостоятельно. В общем и в целом случившееся рассматривалось как очередная проделка студенческой молодежи — и как полезный пример для тех, кто осмеливался пренебрегать общепринятыми предрассудками.
Джаро провел в больнице две недели. Супруги Фаты ежедневно навещали его, но даже им было трудно изображать жизнерадостность и оптимизм. Полиция вежливо отвечала на вопросы, утверждая, что было проведено тщательное расследование, не позволившее, к сожалению, найти какие-либо улики.
Однажды, словно между прочим, Хильер спросил Джаро, не распознал ли он кого-нибудь из Ангелов Тьмы.
Джаро удивился: «Конечно, я узнал их по голосам! Их было четверо: Ханафер Глакеншоу, Кош Диффенбокер, Алмер Кульп и Лонас Фанчетто».
«Тогда мы можем подать на них в суд!»
Джаро не хотел даже слышать об этом: «Я ничего не смогу доказать. Свидетелей не было. В отсутствие тяжкого преступления судейская коллегия не допустит применения детектора лжи. Даже если их призн'aют виновными, им всего лишь сделают строгий выговор, причем меня тоже предупредят, чтобы я впредь не провоцировал подобное поведение. В результате они выйдут из суда с достоинством, а я буду выглядеть жалким идиотом».
«Но нельзя же допустить, чтобы такое возмутительное избиение осталось безнаказанным! Это ни в какие ворота не лезет!»