Ночной поезд

Вуд Барбара

Через две недели после казни партизан четыре солдата отделения гестапо Зофии молча стояли у магазина тканей. Держа автоматы наготове, они передвигались медленно и настороженно. Они наблюдали, как их командир отошел от двери и с самодовольным видом одним ударом тяжелого сапога с грохотом вышиб ее.

Удар застиг Сергея Василова в тот момент, когда он поднимался с дивана в гостиной. Он тупо уставился на стволы четырех взведенных автоматов. Двое солдат грубо обыскали его, затем вывели на заснеженную улицу к стоявшему там «мерседесу».

Гауптштурмфюрер СС приветствовал его вкрадчивой ледяной

улыбкой и приказал ему встать за черту, которая была проведена на полу в двух метрах от стола.

– Нам обоим было бы неприятно, герр Василов, если бы вы заразили меня, – сказал Шмидт удивительно дружелюбным тоном.

Сергей беспомощно смотрел на грозного маленького человека, сидевшего за столом, и не понимал, что происходит. Он подумал, не связано ли это как-то с Леманом, исчезнувшим две недели назад.

– Скажите, друг мой, – начал комендант гестапо, – кто вы?

– Сергей Василов, герр гауптштурмфюрер, – запинаясь, ответил он на немецком.

Губы Шмидта, словно змеи, искривились в улыбке.

– Это мне известно. Но я хотел узнать, кто вы. Сергей начал трястись.

– Я… я…

– Русский дезертир? – вежливо спросил Дитер. – Я верно говорю?

– Нет, нет! Герр… гауптштурмфюрер…

– Понятно. Какие у вас были отношения с Леманом Брюкнером?

В замешательстве Сергей широко раскрыл глаза.

– Были? – переспросил он тихим голосом. Шмидт смотрел русскому прямо в лицо.

– Вы же знаете, что он мертв.

Лицо дезертира стало белым, казалось, он может рухнуть на пол, и тогда вооруженный охранник сделал шаг вперед и ткнул в него автоматом. Лицо коменданта поплыло перед глазами Сергея.

– Я не знал… – прошептал он по-русски.

– Вы дезертировали из Красной армии? – повторил свой вопрос Шмидт, но из его голоса улетучился всякий след любезности.

У Сергея хватило лишь сил произнести:

– Нет…

Шмидт рассмеялся, и в его голосе прозвучал холодный металл.

– Перестаньте же, осел! Вы видите эту папку на моем столе?

Дитер Шмидт постучал по ней своим стеком. Русский наклонился и, сощурив глаза, посмотрел на папку.

На ней крупными буквами была напечатана его фамилия.

– Да.

– Василов, мы знаем, кто вы! Смотрите, как много материалов мы собрали на вас! Около двадцати страниц! Нам известно, откуда вы и почему вы здесь! Но нам еще кое-что неизвестно. Нам недостает еще некоторой информации.

Сергей закрыл глаза, пытаясь избавиться от этого кошмара. В эту тревожную минуту он думал лишь о том, что Леман мертв…

– Смотри на меня, свинья! – заорал Шмидт.

Когда Сергей очнулся, по его щеке покатилась слеза.

– У тебя есть необходимая для нас информация. Можешь выложить ее сейчас, или же я приглашу своих людей допросить тебя. Если скажешь правду и начнешь сотрудничать с нами, тебе же будет лучше. Запомни это, Василов, – Дитер снова постучал по папке. – У нас уже и так достаточно информации, чтобы вздернуть тебя.

Шмидт подал стеком сигнал, чтобы ошарашенного Василова вывели из кабинета. Тут же к столу командира подошел догадливый адъютант, забрал папку, вытащил из нее двадцать пустых страниц и швырнул папку в корзину.

Сергея Василова допрашивали несколько часов. Он оказался выносливым и закаленным человеком, но не имел ни малейшего понятия, чего от него хочет Дитер Шмидт. Сергей понятия не имел, что Брюкнер был агентом СД, и если Леман унес с собой ценную информацию,

то его сожитель ничего не знал о ней.

Через пять часов изощренных пыток Сергей больше походил на мертвеца и признался в том, что он дезертировал из Красной армии, является гомосексуалистом и изнасиловал нацистского агента СД, а это вынудило Лемана Брюкнера покончить жизнь самоубийством. На следующее утро его повесили как шпиона.

Когда на Висле тронулся лед, пришла настоящая весна, а карантин тифа все еще не был снят. Умерло уже 432 человека, а несколько тысяч много дней испытывали мучительные боли. То обстоятельство, что на самом деле никто не болел тифом и Ян Шукальский с Марией Душиньской подделывают свидетельства о смерти, было известно многим, но не коменданту и его людям.

Казалось, все идет по намеченному плану и можно немного расслабиться. Однако напряжение не покидало двух главных заговорщиков. Одна из них – Мария Душиньская, второй – отец Вайда. Мария в эти дни весны снова и снова с болью вспоминала замечательное время, проведенное в Варшаве с Максом Гартунгом. Сердце священника страдало от сильного и крайне мучительного недуга. Ночь он простаивал на коленях перед статуей Святой Девы, крепко стиснув потными пальцами четки и устремив отчаянный взгляд к небу. Любой, кто застал бы его в таком положении, мог испугаться. Отцу Вайде, привыкшему иметь дело с людьми, которых мучила совесть, удавалось скрывать свои мучения. Только оставаясь наедине с собой, он давал волю чувствам и с полной силой испытывал все муки.

Католик, который покусился на святость исповеди, нарушил и святое причастие, а это означало – он не сможет делиться телом Иисуса Христа, воплощенном в хлебе и вине, что представляло саму суть его веры. Но для священника, того самого человека, который отвечает за пресуществление, [25] это стало кромешным адом. Его беда заключалась в том, что он совершил грех и не мог исповедаться в нем. Вследствие этого он не мог совершить обряд очищения, с тем чтобы причаститься. Мирянин мог жить, не принимая участия в этом священном католическом ритуале, а священник не мог. Он должен был осуществлять причастие и сам причащаться. Если он причащает других, то сам должен быть чист перед Богом. Но святой отец не был чист и не имел никакой возможности очиститься от греха.

25

Пресуществление – вера, что хлеб и вино, предложенные священником во время литургии, превращаются в тело и кровь Христа.

Отец Вайда убил человека – Лемана Брюкнера. А в этом он не мог исповедаться, не мог признаться другому священнику в том, что Дитер Шмидт с удовольствием вытянул бы из него пытками. Пиотр Вайда вынужден хранить эту тайну, чтобы уберечь своих братьев, и ему придется терпеть вечное проклятие своей души. Никому не было ведомо, сколь ужасные муки он терпел.

С летом пришли туманы, ранними утрами скрывавшие долину Вислы. Они окутывали Зофию тонким слоем тишины. Как и весной, эпидемия не прекращалась. Количество жертв уменьшалось, но карантин не снимали. Верховное командование оказывало на Дитера Шмидта такое давление, что ему стало невмоготу выносить его. Карантин сильно нарушил передвижение войск вермахта в Украину.