Ночной звонок
Шрифт:
– Тяжелы, черти!
– сказал Митя.
– Если б меня канава так не разозлила, я бы не поднял!
– Мы и так не донесем!
Митя снял ремешок от брюк, и они вдвоем, уминая и надавливая на связку стволов, кое-как застегнули ремень на последнюю дырочку. Взвалили связку на плечи и зашагали в ногу, снова спотыкаясь и ругаясь шепотом.
К тому времени, когда они выбрались из леса, вода перестала чмокать в туфлях у Мити и просохшие брюки уже не прилипали к ногам.
Дорога и дома поселка довольно хорошо были видны в безжизненной серости едва начинающегося рассвета. Чувствуя себя застигнутыми врасплох разбойниками, но поспевшими укрыться в тайное убежище после темного ночного дела, они,
Бабушка сразу же окликнула их из сарайчика, зашевелилась, принялась подниматься, но на это у нее уходило довольно много времени, и, пока она, сидя, шарила на полу туфли, Владя успела войти к ней, успокоить и уложить обратно.
Отдышавшись, она рассказала, как они гуляли с Митей и случайно нашли несколько тонких стволиков, может быть, подходящих для заборчика, и прихватили на обратном пути с собой.
Бабушка заужасалась, и ее невозможно было удержать, она опять медленно приподнялась, села, нащупала туфли и вышла во двор. На ощупь, с громадным интересом она определяла, а годятся ли березки. Оказывается, очень даже годились, и она ужасалась и ругала их, что они взяли где-то без спросу, и смеялась от радости - видно, неумолимо разваливающийся заборчик давно тяжелым бременем давил ей на сердце.
– Твой первый подвиг в жизни, - сказала Владя.
– Запомни эту ночь!
– Хочешь, я еще пойду притащу?
– Штаны лучше высуши. Ноги мокрые?
– В нашем деле без этого не обходится. Нашему брату, ночному разбойнику, это в привычку!
Бабушка, опираясь кончиками пальцев на свои будущие колышки, медленно выпрямилась и тихонько радостно сказала:
– Ай, как я люблю, когда так дружно... Я ведь было боялась, не ссоритесь ли вы с Митей... Все одна ко мне приезжала... Про Митю все хорошее говорит, а все одна, одна...
– Теперь мы вместе будем к тебе приезжать, бабуня!
– сказал Митя.
– А по морде?
– тихо, сквозь зубы, сказала Владя.
– Можно. Люблю пошутить, - сказал ей Митя и повернулся к бабушке: - А тебе, бабуся, пойти бы прилечь. Мы тебя разбудили?
– Какой теперь сон, светло становится!.. Я тут посижу. На домик свой посмотрю. Все он пустой. А сейчас там... дыхание... Мне до того это приятно.
– Приятно?.. А нам опять уезжать!
– Это ничего. Я вспоминать буду... Как вы приехали... А то вспоминаю все только старое... Я людей всех помню... своих, всех...
– Неужели всех помните?
– участливо спросил Митя, взял бабушку под руку и повел к скамеечке.
– Каких нужно - всех... Я их сперва молоденькими помню и, кто дожил, пожилыми помню... И... всех...
Бабушка осторожно опустилась на скамейку и еле слышно рассмеялась:
– Людей, - ты удивляешься?.. Да всех лошадок... Корову свою помню. Всех моих собачонок, которые при мне жили, состарились и поумирали... Всех...
Владя бодро проговорила:
– Теперь у вас заборчик будет. Я вам псёнка привезу хорошенького.
– Ой, не беспокойся, миленькая!.. Я уж облюбовала тут одного, мне отдают. Живой такой песик, общительный... А ты помнишь? Какое мне слово дала!
– Мое слово я всегда помню.
– Что за слово? Тайны?
– спросил Митя.
– Тайны!
– махнула рукой Владя, чтоб замолчал. Видно было, что бабушке очень хочется поговорить.
– Вы что-то рассказать хотели, а, бабушка?
– Конечно, я много чего позабывала, - тихо шелестела бабушка.
– Для чего это - все помнить? Не надо. Что не нужно - позабудешь, его как и не было!.. Да...
– Она с некоторой горделивостью усмехнулась.
– Мы-то с мужем ведь не все в деревне жили! Мы четыре года в самой Москве прожили!.. Он на заводе возчиком работал. До той войны
Бабушка замолчала и несколько раз вздохнула, потихоньку переводя дух, отдыхая.
– Ты, бабуся, тогда еще, наверное, совсем молоденькая была? неожиданно грустно спросил Митя.
– Совсем...
– сказала бабушка.
– Прямо из деревни.
– А теперь как вам ваша жизнь представляется?
Бабушка устала от разговора, задумалась и рассеянно кивнула:
– Что жизнь?.. Ничего-о... Заманчивая.
Она как будто и не заметила, когда они отошли от нее и, не сговариваясь, пошли к морю, которое ровно и негромко шумело совсем близко за домом.
На берегу уже все было видно как днем - солнце готовилось всплыть над далеким краем моря.
Они разулись и вошли в холодную утреннюю воду, мелкую у берега. Митя прополоскал носки, выжал и, как тряпкой, вытер грязь с брюк. Потом опять выполоскал и разложил сушить на камне, хотя мало было надежды, что они там могут высохнуть.
Потом Митя сел на сухой песок, обхватив руками колени, а Владя все еще продолжала медленно бродить по воде. Маленькие серые волны длинными рядами непрерывно бежали к берегу, как вдруг их гребешки начали розоветь - низкое солнце быстро поднималось над краем моря, и подул, точно проснулся, свежий ветерок.
После некоторого раздумья Митя сосредоточенно начал натягивать на ноги мокрые носки.
– У меня такое ощущение, - сказал он, морщась от усилия расправить складки, - что на меня обрушилась целая гора информации. За эти сутки.
У Влади застыли ноги, она вышла на берег и молча присела рядом с Митей, подобрав ноги под юбку.
– Я узнал, например, что можно любить человека и не знать этого. Или знать, но позабыть об этом.
– Я надеюсь, что это про бабушку, а то я, пожалуй, пойду!
– Нет, не надейся, - так печально сказал Митя, что она удивленно к нему повернулась и посмотрела очень внимательно.
– Это про всех нас. Мне, по-видимому, казалось, как другим идиотам, что мир устроен так, что люди делятся на такие категории: молодежь - один сорт, папы-мамы - другой, старики - третий... А в жизни все вокруг нас и сами мы непрерывно и очень быстро движемся. Я вдруг понял, что мы с тобой - это то же самое, что наша бабушка, что нет никаких людей - старух и людей - молодежи, а есть только люди - люди. У одних на календаре вторник. У других суббота. И календарь все время меняется, листок за листком, как ему и полагается. И пока есть еще время, надо стараться хоть не обижать друг друга, потому что это только кажется, что до субботы еще далеко и можно пока повалять дурака и посвинячить... Я не подозревал, например, что люблю бабку, я даже не знал этого. Я догадывался, но так и не додумался, что я и тебя люблю! Тихо!.. Ты дослушай. Тебе еще может не очень понравиться, как я тебя люблю. Не знаю, как это объяснить... Мы проходим каждый день через десятки дверей, и все двери как двери: в метро, в институт, в кафетерий, в кино, в магазин, к знакомым, к себе домой, к другим знакомым...