Ночные бульвары
Шрифт:
Робер оперся руками о колени и подпер голову.
«Итак, на чем мы остановились?… Если бы я мог выбрать одно… Что бы я выбрал, в самом деле, если бы мог выбрать одно… Mарианну без сигарет… Или сигареты без Марианны… Трудный вопрос…»
– …да ты спишь! Спит, кавалер, пока я тут с ног сбилась, запасы ему разыскивая.
Робер действительно задремал.
– На, держи!
Марианна подала ему сигарету – немного помятую, но целую. Он зажег ее, жадно вдохнул дым, потом опомнился:
– Это что – всё?
–
– Да я ничего не говорю. У проституток взаймы взяла?
– Да. И сигарету, которую ты куришь, тоже. Можешь выбросить.
Робер не ответил. Они снова вышли на бульвар и отправились к «Mагдалине». Церковь темнела в глубине – огромная и мрачная, напоминающая своими тяжелыми колоннами не церковь, а языческий храм.
– Вот, значит, в чем дело, – словно про себя сказал Робер. – Это – твое ремесло. Как я раньше не догадался.
– Не угадал.
– Да, да, это – твое ремесло. Поэтому, значит, ты и вертишься тут, в этом квартале. «Святая Mагдалина». Библейская блудница. Покровительница.
– Не угадал, говорю тебе.
– Да ты что, за идиота меня принимаешь? С чего это какая-нибудь проститутка в сумку к себе полезть соизволит, если ты ей не коллега?
– По твоей логике нельзя знать ни одной уличной женщины, если ты сама не уличная женщина…
– Именно так.
– Послушай, дурень, а ты разве не знаком с массой людей в этом городе, не входя непременно в гильдию каждого из них?
– Это – другое дело. Не увертывайся, Марианна.
– Впрочем, у меня нет ни малейшего намерения тебя разубеждать. Продолжай себе думать, что я уличная, и отшатнись от меня.
– Не вижу связи. Я не говорил, что если это – твое ремесло, то я отшатнусь. Просто хотелось выяснить подробность.
– Для тебя это – подробность?
– Да, более или менее. Допустим, что нет. Но ведь не станешь же ты утверждать, что все эти годы оставалась при одном-единственном мужчине, а не сменила их хотя бы несколько. Значит, вопрос лишь в количестве.
– Ты циник, Робер. Вот ты кто.
– Нет, я просто человек без иллюзий.
Кафе на углу Рю-Руаяль было еще открыто.
– Возьмем сигарет, – предложил он.
– Даже на шлюхские деньги?
– Почему нет. Деньги, говорят, не пахнут.
Марианна сделала гримасу в смысле «ты мне противен» и вошла в заведение.
«В сущности, деньги проституток пахнут. Но это – запах любых женских денег, которые лежат в надушенных сумках. Смешанный запах нечистоты и духов. Значит, разница лишь в качестве духов.»
Марианна зажгла сигарету и подала ему пачку. Робер тоже закурил и вернул пачку ей.
– Оставь у себя. А то будешь просить постоянно…
– Нет, пусть у тебя будут. Так на дольше хватит. Двадцать сигарет – не так уж много, когда они есть. У нас еще вся ночь впереди.
Они пошли вдоль Рю-Руаяль, затем наобум
– Не понимаю, почему ты берешь в расчет только ночь, – сказала Марианна после краткого молчания. – Можно подумать, день после нее у тебя полностью застрахован.
– Днем легче. Можно попросить у приятелей.
– Знаешь что, – осенило Марианну, – у меня идея. Если найду одну личность, то вопрос с гостиницей будет решен. Надо только пройтись до Елисейских Полей.
– Еще одна «панель»…
– Так точно. А тебя это, что, раздражает?
– Ни в малейшей степени, я тебе уже сказал. Я не в том положении, чтобы угождать предрассудкам.
– Человек с твоей широтой был бы чудесным «макро». [1]
1
Т.е. сутенером.
– Почему бы и нет. Это – следующий шаг. После того, как был «жиголо». [2]
– Вот, значит, почему тебе так уличной женщиной меня выставить не терпелось. На одну доску с самим собой хотел поставить.
– Никем я тебя не хотел выставить. Просто подумал, что когда человек – в таком положении, как мы сейчас с тобой, то он ничего не рискует потерять, если будет искренен.
– Может быть. Но что он приобретет?
– Откуда я знаю… Просто выговорится, ему станет легче.
2
Наемный партнер в танцах.
– Смотри-ка! Вот лекарство, какого еще ни разу не пробовала.
– Это видно и без твоих слов. Видно, что ты закрыта и тверда, как кокосовый орех.
– Верно, я такая. И не собираюсь себя менять. Но один-единственный разок… Да перед другом детства… Могла бы и исключение сделать, а?
– Твое дело.
– Хорошо играешь бесстрастность. Все голову ломал, как биографию из меня вытянуть, а теперь безучастного изображаешь.
– Потому что не верю тебе. Одной ложью больше, что толку?
– А чего ты так печешься о правде?
– Потому что она касается тебя. Потому что была бы правдой о Марианне. Потому что готов принять тебя любой, но именно такой, какая ты есть, а не такой, какой тебе взбредет в голову представить себя сейчас, чтобы преподнести мне другую роль назавтра и кто знает какую третью послезавтра…
– Завтра… послезавтра… Ты что, правда думаешь, что мы сможем пробыть вместе так долго?
– Я вообще об этом не думал.
– Страшно болят ноги, – простонала Марианна. – А то чуть было не поддалась на искушение рассказать тебе одну историю…