Ноги в поле, голова на воле
Шрифт:
Когда же из снежной круговерти показались и Вея с бабкой Ёкой, Дундурия совсем развеселился:
— Так и есть, мне и сваты снились, вот тебе, пожалуйста, и молодая явилась. Вспоминаешь ли ты, бабка Ёка, как ты однажды пообещала переехать ко мне на мельницу и остаться тут хозяйничать?
— Так разве ж ты тогда не в шутку говорил,
— Что за шутки! Мне как раз хозяйка требуется, давно уж надоело самому посуду мыть и носки латать, да и проволока у меня вся извелась.
— Какая еще проволока? — удивилась бабка.
— Для штопки. Я носки себе проволокой латаю, нитки на моих носках не держатся.
— Ну уж если так, то куда денешься? — хмыкнула бабка. — Все равно я в бегах. Ищут меня жандармы и староста Крикун. Грозятся с детишками в темницу засадить.
Разбушевался тут старый мельник, раскричался:
— Крикун говоришь? Значит, этот осел по сю пору старостой на селе сидит? Давненько я его сквозь свои пальцы не пропускал, вот он и обнаглел.
Отшумевшись и выдохнув свой гнев, Дундурия повел нас к себе, и мы всей толпой ввалились в его большую комнату. В печке весело потрескивал огонь, а за печкой дремал славный кот Дундурии Котурия.
— Накрывай на стол, бабка Ёка, с этого дня ты в этом доме хозяйка! — воскликнул Дундурия.
На столе мгновенно появились и барашек с вертела, и знаменитые дундуриевские погачи величиной с мельничное колесо.
— Налетайте, ребятишки, да запомните хорошенько, как вы у Дундурии на свадьбе пировали!
— А про меня ты что же и не вспоминаешь? — пискнула бабка Ёка.
— Верно, пусть будет так: на свадьбе Дундурии с бабкой Ёкой. Ну и взвоет же этот староста-горлопан, когда узнает об этом событии.
После обеда мы взялись устраивать себе постели. Натаскали сена из ближнего стога и разостлали его по всей комнате. Постель вышла в полметра высотой. Сено застелили сверху бабки Ёкиными ряднами да одеялами, получилась не постель, а просто царское ложе!
— Ого, да тут можно целую роту солдат спать уложить!
Пока мы сено таскали, метель еще пуще разыгралась, завывает ветер, закручивает снежные вихри, а снег все прибывает и прибывает.
— Видит бог, ребятишки, вовремя вы ко мне пришли, не пробиться бы вам сейчас сквозь пургу, — сказал Дундурия. — Намело сугробов выше плеч.
В тот вечер мы сладко заснули под жужжание мельничного жернова и завывание бури. Нам и в голову не пришло, что родители наши будут волноваться, что мы не вернулись домой.
30
А родители в тот вечер и в самом деле еще не слишком беспокоились. Видимо, Джурач, решили они, оставил нас ночевать у себя, побоялся отпустить в непогоду. Наши домашние и вообразить не могли, что нас в такой буран занесло ни мало ни много, как в Ущелье сказок, к мельнику Дундурии.
Наутро село проснулось погребенным под снегом. Могучие сельские здоровяки
Снег все сеял и сеял легкой и мелкой крупой. А к полудню неведомыми путями разнеслась по селу весть:
— Пропали мальчишки! Исчезли братья Рашеты, нет Бранко с Икетой, Ёи Клячи, Славко Араба.
Первый слух подгонял и второй:
— И бабка Ёка сгинула куда-то! Хижина ее ограблена, имущество вынесено и обоих котов нет!
— Не иначе как разбойники обчистили старушку! — строил догадки Джурач Карабардакович. — Узнали, что она живет одна, и обобрали.
— Но для чего же они и ее с собой увели? — недоумевали люди.
Этот вопрос всех ставил в тупик. Вот уж это действительно всем было невдомек.
— А главное непонятно, куда наши дети девались? Сказали, что идут к Джурачу Карабардаковичу, и пропали.
Дядюшка Вук Рашета первый высказал предположение, что в этом деле замешаны жандармы.
— Уж очень они донимали расспросами и бабку Ёку, и ребят, ну и нагнали на них страху. А теперь вот поди-ка разыщи их.
— Это староста Крикун во всем виноват! — возвысил голос Джурач Карабардакович. — Он ко мне раз десять приходил и все допытывался, кто бабке Ёке дрова из леса носит. Легавыми грозился. Придут, говорит, жандармы и пересажают всех до единого.
Наши матери ударились в слезы и запричитали:
— А вдруг наших бедных детишек снегом замело. Кинулись они от жандармов спасаться и погибли в метели.
— Нет, не может такое с моим Давидом случиться! — твердо заявил дядюшка Вук Рашета. — Давид не даст малышам пропасть. Отсиживаются в каком-нибудь укрытии, я за них не беспокоюсь.
— А вдруг их перехватали жандармы и бросили в подвал, в такую-то метель, — высказал сомнение кто-то.
Встревоженные люди высматривали беглецов и там и сям, но их и след простыл…
— Сначала со старосты спросим, он в ответе за наших детей, а уж потом продолжим розыски! — и, предводительствуемые дядюшкой Вуком Рашетой, крестьяне повалили к старостиному дому.
За горло схватили Крикуна:
— Где ребятишки наши, отвечай!
— Откуда мне знать? Интересовались ими жандармы, говорят, они дрова таскали… — бледный с перепугу, мычал староста.
— А не ты ли это завел такие порядки в нашем достопочтенном селе, что нам и ветку сухую с земли поднять запрещается? — раскричались крестьянки и затрясли над старостой прялками, поварешками, скалками и мешалками.
А надо вам сказать, что так уж издревле повелось, что если крестьянские бабки, тетки, кумушки, золовки и матери решат, что кому-то не бывать на селе старостой, то тут сам его величество король бессилен дело поправить, будь у него хоть еще длиннее усы, чем те, что пририсовали ему мы с Икетой.
В мгновение ока радостная весть облетела село:
— Женщины скинули сельского старосту!
А за ней и другая, еще более счастливая:
— Женщины провозгласили старостой Джурача Карабардаковича!