Номах (Журнальный вариант)
Шрифт:
— No! No! No! — заорали они, едва выслушав перевод.
— Нам нужен твой опыт! Твое слово! Нам нужен ты, великий анархист и великий воин!
Переводчик едва успевал переводить.
— Кропоткин, Бакунин, это все не то! — кричали испанцы. — Они теоретики. Ты знаешь анархию не по книгам. Ты воевал, ты строил. Помоги нам, будь нашим отцом и учителем. Мы будем целовать тебе руки. Помоги.
Перед глазами Номаха словно бы снова распахивается огромное степное солнце. Оно пышет жаром, опаляет глаза, кожу, волосы. Оно
До Номаха доносится вонь его гниющего заживо тела.
— Я допишу книгу, — выдавливает он и отворачивается.
Переводчик делает свое дело.
— Batka! Batka! — кричат испанцы.
Потом орут на переводчика, обвиняя его в том, что он неверно переводит.
— Я должен дописать книгу, — повторяет Нестор и показывает на стопку листов дешевой бумаги.
Испанцы размахивают руками. Номах трогает шрам и смотрит в окно.
Кости его, вечно болящие, воют сейчас волчьим февральским воем.
Его начинает трясти.
— Я скоро сдохну! Понимаете? — орет он испанцам и колотит палкой по неровному полу. — Сдохну!
Начинается припадок.
— Идите! Идите!.. — успевает крикнуть он им, и все рушится.
…Номах стоит перед зеркалом, бритва его возле горла, дрожит, лишь чуть не доставая до плоти. Бритва остра, наточена так, что режет на лету волос. Чуть двинь рукой, и располосует горло с той же легкостью, с какой ласточка пролетает сквозь солнечный луч.
— Что происходит? — думает он, шумно дыша. — Что происходит? Неужели мне так нужна эта жизнь? Вот эта подвальная, смрадная, наполненная гниением и болью жизнь? — Он смотрит себе в глаза, и рука его мечется, готовая рассечь плоть. — Я хочу рассказать людям правду о нашей войне.
— Одно действие выше целой библиотеки, — отвечает он сам себе. — Тебя звали снова встать в строй. Снова биться. Ты не пошел.
Номах проводит бритвой поперек горла почти незаметную линию.
Ловит свое отражение меж клякс эрозии.
На горле ниткой бисера выступает кровь.
Номах вытирает серым, как грязь, полотенцем проступившие капли.
Пол качается под его ногами. Он хватается за край раковины. Перед закрытыми глазами проявляются, словно переселившись с зеркала, черные пятна.
Номах швыряет бритву в угол. Ощупью идет к кровати и ложится лицом вниз.
СОН НОМАХА. РОСПИСЬ ХРАМА
Поплавок дернулся и застыл. Круглые волны побежали от куска пробки с воткнутым в нее стерженьком пера. Нестор схватился за удилище, которое неделю назад собственноручно сделал из орехового прута.
Поплавок не двигался.
Веки Номаха напряглись.
Поплавок медленно, словно сморенный жарой, наклонился.
— Ну!.. — подбодрил его бесшумно Нестор. — Ну же!
Поплавок вздрогнул, будто очнувшись от дремы.
Номах сглотнул, двинул пальцами,
Кончик пера медленно описал широкий круг, резко дернулся и снова замер.
Рука Номаха не дрогнула, лишь глаза сузились да губы растянулись в подобие улыбки.
— Хочешь поиграть? Давай поиграем…
По всему выходило, что клевала явно не мелочь.
Высокие липы нависали над берегом реки. Черные корни их, извиваясь, спускались в воду. Ивовые рогульки, на которых лежали удочки, дали побеги и зеленели нежной прозрачной листвой.
Свободной рукой Нестор мял хлеб, сдобренный пахучим подсолнечным маслом, время от времени подносил его к носу, с удовольствием вдыхал тугой дух и, не удержавшись, откусывал зубами крохотные кусочки.
Перо легло плашмя на одну сторону, на другую. Рука Номаха напряглась…
— Нестор Иванович! — раздалось возле уха.
— Чтоб тебя!.. — подскочил от неожиданности Номах.
Над ним наклонился толстый и лысый учитель начальных классов местной школы. На носу у него висела капля пота, стекла очков, покрытые пыльцой и пылью, пересекали потеки.
— Я к вам, — одышливо сказал он, снимая очки и протирая их носовым платком. — Насилу нашел…
— Я тут рыбу ловлю, Евген Яклич.
— Вижу, Нестор Иванович. Долго не задержу.
Номах глянул на поплавок, тот не двигался. Вытащил снасть, хлеба не было.
— Что там у вас? — нехотя спросил Нестор, насаживая на жальце комочек величиной с зерно кукурузы.
Протерев очки, Евген Яклич прошелся тем же платком по лысине.
— Дело-то, собственно, пустяшное.
— Да я сразу понял. Стали бы вы меня по чрезвычайным вопросам от рыбалки отрывать.
— Стихи. Детские. Наши младшие школьники и дошколята написали. Извольте посмотреть.
Учитель протянул пачку отпечатанных на машинке листов. Пачка распушилась плавником экзотической рыбы.
— Хотим издать книгу, но надо написать предисловие. Детям будет приятно, если это сделаете вы.
Номах оглядел распушенные страницы.
— Но почему сейчас?
— А зачем время терять?
— Любите вы, Евген Яклич, вопросом на вопрос ответить, — сказал Номах, беря стопку.
— Вы сейчас только посмотрите, а потом домой придете и напишите.
— А, то есть прямо тут писать не обязательно? — ерничая переспросил Номах.
— Конечно, конечно. Мне просто надо знать, могу я на вас рассчитывать или мне самому все делать придется. Но детям будет приятно, если…
— Да понял я, понял.
Он со вздохом пробежал страницу, за ней другую, третью.
Веки его часто моргали, рука то и дело ныряла в гриву отросших волос. Лицо шевелилось, словно жило само по себе, он то и дело повторял прочитанные строки.
— Там у вас клюет, — шепотом сообщил учитель, но Нестор оставил его слова без внимания.