Номер двадцать шесть. Без права на ошибку
Шрифт:
Сартвен сдержался, разумеется, изобразил на лице нечто среднее между улыбкой и скорбной гримасой. Впрочем, при других обстоятельствах он действительно был бы рад видеть верного управляющего, которого знал восемнадцать лет — почти столько же, сколько и Ала.
— Акр? Вы здесь?
— Где же мне быть, лорд Сартвен? — искренне изумился старик. — Здесь мой единственный дом.
И Макилан вдруг подумал, что вне зависимости от приказов короля, вне зависимости от своей обездвиживающей тоски и чувства вины, он должен был заняться делами тринадцатого замка. Сам. Разобраться со слугами и выплатить жалование тем, кого сможет найти, озаботиться пенсией для верных работников, самолично закрыть все двери от мародёров, которые появятся рано и поздно, пройтись по лабораториям, убрать гнильё
* * *
Макилан все же отвел коня в конюшню. Акр попутно рассказал ему, что кое-каких накоплений, оставшихся от достойно оплачиваемой некогда службы, на эти три месяца ему хватило, но что делать дальше, он даже не представляет. Какие-то родственники у старика были, жили на юге Корина, но переезжать к ним он боялся, потому что вряд ли родня согласится принять его после того, что "натворил молодой господин" — Акр сокрушенно качал головой. Старик даже помыслить не мог осуждать или винить в чем бы то ни было своего обожаемого хозяина: "ребенком без родителей остался, никогда мальчишкам на пользу свобода с ранних лет не шла, ему бы жениться, своих деток завести, так нет, одна учеба в голове была, книжки эти, подземелья, виданное ли дело для Мезонтена учиться днем и ночью без продыху". Как оказалось, именно хозяин регулярно снабжал верного слугу различными целительными снадобьями, без которых управляющий совсем "расклеился". Макилан задумчиво кивал, но думал совсем о другом. Воспоминания наседали ворохом, кружились над головой, смотрели пристально, с упреком или просто с любопытством — как эти белые птицы, названия которых он не знал.
И когда Мак, наконец-то, остался один, войдя в темный, холодный, остывший холл, он как будто окунулся с головой в прошлое.
* * *
В лиловой гостиной весело трещит камин. Ал любил тепло, поэтому к их приходу камин всегда был растоплен, а вот теперь Акр, презрев все возражения, растопил его для драгоценного гостя — о том, что гость получил права хозяина, разговор у них так и не пошёл. Собственно, с того времени, как были живы родители Ала — их Макилан не застал — в лиловой, "аметистовой" гостиной ничего не изменилось, может, поэтому ему там так нравилось. Ал был равнодушен к уюту, он всегда что-то обдумывал, придумывал, прикидывал, когда тут глазеть по сторонам, лишь бы всё необходимое для экспериментов находилось под рукой.
Именно поэтому лиловая гостиная, бережно хранимая слугами, поддерживаемая в идеальном неизменном порядке, была так хороша. Пушистый ковер, огромный кирпичный камин, тяжёлые чугунные подсвечники, фиолетовые тяжелые шторы и светильники из матового тёмного стекла. Над камином семейный портрет — мужчина, женщина и мальчик лет семи с лукавой улыбкой и отстраненным взглядом. Зря Акр думает, что родительская забота и любовь смогли бы изменить Ала. Он был таким с рождения.
/десять лет назад/
— Мак! — приятель рассеянно кивнул, не отрывая взгляд от стола. Перед ним стояла диковинная конструкция — полусфера из переплетенных между собой металлических проволочек, в центре которой, в пузатой стеклянной ёмкости, самым натуральным образом пылал морковно-оранжевый огонь. Периодически Ал вкладывал длинными щипцами в металлическую паутину какие-то кусочки, темные и светлые, мохнатые и гладкие. Кусочки обугливались и издавали довольно неприятный паленый запах.
– Что ты делаешь? — Макилан присаживается в углу лаборатории на небольшую, грубо сколоченную табуретку. — Его Величество передал тебе кое-какие бумаги на подпись, — он похлопывает увесистой стопкой плотных желтоватых листов по колену. — Говорит, так будет быстрее, чем ждать твоего появления при дворе.
–
Тогда Макилан еще не знал, на чем основывается независимость и сила владельцев замков.
С тех пор прошло десять лет. Отрабатывая наказание, два мага со способностями к одной стихии помирились и подружились, чего никак и никому нельзя было предугадать, забыли повод, приведший к дуэли, и пронесли свою дружбу через долгие годы.
Алариус был весьма щедро одарен как судьбой, так и природой: красив, силён, умён и талантлив. Вот только магия воздуха, как и любая другая стихийная магия, не интересовала его совершенно, словно это абсолютно в порядке вещей: играючи, одним мизинцем, делать то, что Макилану, далеко не последнему из адептов, приходилось выжимать из себя круглосуточными упражнениями. То, что интересовало Алариуса Мезонтена, далеко выходило за рамки классического академического курса и в большей степени касалось алхимии и анатомии живых существ — в самом широком смысле. Макилан же мало думал о том, что его интересует. Размышления черноволосого мага в основном касались того, как развить данное природой до того уровня, чтобы кто-нибудь из наставников включил молодого, никому не известного и малообеспеченного Сартвена в программу королевской поддержки одаренных адептов. Пока Мак неуклонно шел к своей нехитрой цели, Ал прогуливал скучные для него лекции и практические семинары, препарируя крыс и прочую мелкокалиберную живность в лабораториях замка Мезонтен, ни разу не озаботившись тем, как бы не возглавить позорный список отчисленных.
…Какому безумцу пришла бы в голову мысль его отчислить?
— Общение с королём и выполнение его приказов — моя служебная обязанность.
– Тогда как ты мог бы просто переехать сюда и делать то, что душе угодно, ни перед кем не унижаясь и не отчитываясь. Впрочем, дело твое. Распишись за меня, ты же сумеешь подделать мою подпись? — от одного из подогреваемых кусочков начинает струйкой подниматься розоватый дымок, и Алариус наклоняется ниже, принюхивается. — Не то, все не то…
– Документы, — терпеливо напоминает Мак. — Сумел бы, но кое-кто подписывается так, словно ему платят за каждый маленький эскиз. Сам виноват, надо было придумывать подпись попроще.
Алариус раздражённо хватает перо, уныло торчащее из пыльной чернильницы — никакую писанину он не признает, и конспектов своих довольно неприятных на вид и запах экспериментов принципиально не делает. Однако чернила, похоже, давно и безнадёжно высохли — острый кончик пера лишь царапает беззащитную бумагу, не оставляя на ней никаких следов.
– Пойдём в кабинет, — обречённо командует Ал, с неприкрытым сожалением гася огонь в полусфере, одним мимолетным взглядом. Отрывисто встаёт, распахивает дверь, Макилан поднимается было за ним — и замирает. Прямо за дверью, явно испуганная резким движением, стоит, сжимая на груди тонкие руки, худенькая и бледная черноволосая девочка лет двенадцати на вид.
Глава 17
Оказывается, даже если тебя тащат за руку, есть большая разница — за кем идти.