Номер двадцать шесть. Без права на ошибку
Шрифт:
— Есть такая старая сказка, ну, как сказка, скорее, легенда о том, как и почему тринадцать замков обрели свою автономию от королевской власти. Когда-то боги подарили людям тринадцать ключей, от каждого бога каждому замку по ключу-артефакту. Маги замков, потомственные маги якобы выступали хранителями этих ключей.
— Якобы?
— Всего лишь легенда, двадцать шесть. В детстве я облазил весь замок, мечтая найти потерянное магическое сокровище, но это только выдумка. Что не помешало Мезонтену собрать магов замков под лозунгом объединения ключей и, соответственно, обретения огромной силы и благословения богов. Если их расчёт был на это, очень глупо. Но, так или иначе, многие верят в ключи и даруемую
Я не знала, что сказать. Ткнула пальцем в Артевиля:
— Он…
— Маг, — пожал плечами Кристем. — Как и Мезонтен, дружок его. У этих-то, конечно, никаких посторонних магов не водилось, сами всем заведовали. Артевиль — маг огня, Мезонтен — маг воздуха. Очень сильные, — кажется, в голосе его тенью промелькнуло сожаление, граничащее с завистью. — Но не настолько, чтобы захватить власть вдвоём, без посторонней помощи. Чем-то им надо было соблазнять других.
— И что с ними стало?
— Казнили, разумеется, всех двенадцать, двух аристократов и десять магов замков, плюс от Академии кого-то для устрашения, но, насколько я знаю, академических по большей части оставили в темницах, видно, хотят поиметь с них или с их допросов что-то еще. Магов в замках не осталось, король может спать спокойно.
Слова и интонации моего лорда как будто противоречили друг другу. Словно он не одобрял ни сглупивших магов, ни разобравшегося с ними короля. Я снова покосилась на Мезонтена и Артевиля. На наивных романтичных любителей сказок про волшебные вещицы они не походили.
— Двенадцать, не тринадцать? А маг замка Альтастен..?
— О, — голос Кристема изменился. — У замка Альтастен особая ситуация. Наш потомственный маг покинул замок еще десять лет назад, и с тех пор не появлялся. Так что род Альтастен был первый полностью вне подозрений.
— А тринадцатый и седьмой замки, получается, больше не существуют? — я почувствовала, что про "своего" мага Кристему говорить неприятно.
— Только тринадцатый, хотя он, собственно, существует, но автономию потерял, и род Альтастен прервался, наследников и родственников не обнаружилось. Теперь тринадцатый замок — собственность короля, который волен распорядиться им по своему усмотрению. А Артевили, насколько я знаю, большая семья и сумели доказать, что не имели понятия о делах, творимых их лордом. Их не судили, и автономия замка сохранилась, наследование перешло к старшему сыну.
Кристем замолчал, схватил с полки одни из песочных часов и начал бездумно крутить их, наблюдая за перетекающим туда-сюда песком. Но мне хотелось узнать хоть что-то еще.
— Получается, у каждого замка есть свой бог-покровитель?
— Что-то вроде того. Замку Альтастен покровительствует богиня страсти, что совершенно нелогично — со страстью у нас дела всегда обстояли неважно, не замок — унылое болото. Отец и мать не были счастливы в браке, сестра и вовсе заболела после разрыва помолвки. Её жених, кстати, был из королевских магов, так что жив сейчас и здравствует, но к нам ни ногой. И правильно делает, сволочь.
— Страсть бывает разная, и не всегда она бывает именно любовной, да и разделённой тоже быть не обязана, — проговорила я и задумалась, высчитывая. Если порядок замков и месяцев-богов совпадает, то покровителем замка Артевиля была богиня жизни, а Мезонтена — бог забвения. Очень… символично. Кто из магов занимался мной?
Кристем провел рукой по серебристым прядкам в моей голове.
— Досталось тебе, двадцать шесть, от магов. А ведь ты, наверное, тоже получала высшее образование. Судя по всему, ты из аристократического рода и образованная, речь у тебя правильная.
Он взял мою руку в свою, погладил пальцы — как и я, наверняка считывал информацию по гладкой, не потревоженной физической работой коже. Его прикосновения к руке,
— У меня же нет магии.
— Но ведь Коринская Академия магии — не единственный приют для страждущих познания. То есть, помимо магического учреждения существуют и светские, — явно удивился Кристем. — В самом Митраке есть Лицей Наук и Искусств, где обучаются аристократы без магических способностей. Я сам учился там год, очень достойное место. Хватить болтать, двадцать шесть. У меня радостная новость — я возобновляю занятия с лордом Лиардом, моим магическим наставником. И ты будешь мне нужна.
…Учился в обычном Лицее — зачем? Разве магические способности могут проснуться так поздно? Но идея, невольно поданная Кристемом, неплоха — если я отправлюсь с ним в Митрак, то, возможно, смогу как-то пробраться туда и попробовать выяснить что-то о себе.
Глава 18.
/Макилан Сартвен/
Девочка смотрит на них с ужасом, ужасом, достигшим уже той стадии, когда не остается сил ни на крик, ни на побег, ни на жуткие гримасы, остается только онемение в теле, шум в ушах и невозможность двинуться ни вперед, ни назад. Они такая бледненькая, почти прозрачная, невесомая, что, не учись Сартвен в Коринской Академии, точно бы подумал — призрак. Только любой дипломированный маг знает: призраков в обыденном понимании не существует. Может быть наведенный морок, галлюцинация, определенная трансформация воздушного потока, что-то еще, никак не возвращение умершей души, принявшей облик покинутого некогда тела. Но девочка походила именно на привидение из детской книжки или с картины: белое, длиной до пят, очевидно, великоватое старомодное платье, спутанные тёмные длинные волосы, глубокие чёрные глаза и эта бледная кожа…
Алариус вышел вперед, по сравнению с ней даже он, стройный и аристократически изящный, показался неоправданно большим и громоздким. Девочка невольно вжала голову в плечи.
– В чем дело?
Его голос — алхимически точно выверенная смесь раздражения, скуки и легкой брезгливости, отчего-то Макилана, давно привыкшего к привычке Ала так разговаривать с посторонними, сейчас это злит. Наверное, гостья — дочка кого-то из слуг, и подзабыла строгие наказы лорда о недопустимости нарушения его уединения, но… Девочка не может выговорить и слова, причем на него, Сартвена, смотрит едва ли не с большим ужасом, чем на неприветливого хозяина. Кажется, даже до Алариуса доходит, что так он ничего не добьется, и Ал наклоняется ниже. Теперь их лица оказываются совсем близко друг к другу. Выражение лица мага неуловимым образом меняется, смягчается, и вдруг он почти ласково проводит рукой по волосам, щеке просто-таки парализованной девочки, и Макилан снова испытывает какое-то смутное, беспокойное, даже тревожное недовольство. Этот жест друга, столь ему не свойственный, слишком… чувственный. А девочка-то — совсем ещё ребёнок.
Впрочем, эта никак не увязывающаяся с Алариусом нежность так же внезапно стирается, как мел с графитной доски, он вдруг опускает руку в карман, извлекает оттуда небольшой нож в кожаном чехле и резким, моментальным движением, ловко, как лекарь, отрезает темную прядь волос.
– Ал! — подает Макилан голос, но Алариус уже не обращает ни на кого внимания, выпрямляется и с зажатой в ладони прядью разворачивается, стремительно возвращается в лабораторию, практически падает на стул. Внутри металлической полусферы снова разгорается пламя — кажется, маг теперь решил поджечь человеческие волосы.