Номерные сказки
Шрифт:
— Сама-то хороша... Всю тормозную жидкость вылакала... — пробурчала ей в ответ левая. И умолкла. Потому что средняя клюнула ее в темя.
— Заткнитесь обе! — сказала средняя. И обратилась к руководителю полетов. — Кто там еще? Узнай точно и быстренько доложи.
Руководитель вскинул к козырьку руку и четко, по-военному, повернулся. Это было последнее, что он успел сделать согласно уставу боевой летной службы. Дрыгал ногами и мычал зажатым ртом он уже от себя лично, вне распоряжений и приказаний. А возникшие незнамо откуда и скрутившие его молодцы обступили Горыныча. Змей, оглядываясь, беспокойно затрепыхался на деревянных распорках.
— Красота! — довольно сказал один
Змей напрягся и начал было потихоньку наводить правую, фугасно-огнеметную голову. Но сразу трое пришельцев бодро вскинули над собою огнетушители. А четвертый, хитро прищурившись, погрозил пальчиком в серой асбестовой перчатке.
— Не балуй, не балуй, подколодина! А то шасси выдернем. Али пенную клизму сделаем. Тихо, тихо, родной. Ну-к, робяты! Давай-ка на телегу его грузить...
Сказка №54
В то же приблизительно время на дальнем болоте, в самой топкой и гибельной его части, громкие хлюпающие звуки, перемежаясь с отрывистыми командами, явно свидетельствовали о том, что кто-то почему-то нарушил спокойствие заповедных мест осмысленным и организованным образом.
— Клюквенники идут, — ошибочно предположила кикимора. Она сидела на кочке и, держа на коленях замусоренную голову лешего, пинцетом доставала из нее личинок и муравьев.
— Странно... — прислушавшись, сказал леший, — Вообще-то строем по болоту не ходят. Да к тому ж с корзинками-то железными. Что-то уж гремят больно. Может, солдатики каки заблудились?
— Досмерти испугаем! — отвечала кикимора. И с полным на то основанием. Потому что была гораздо ужасней даже своей знаменитой матери, при одном взгляде на которую даже самые бесстрашные из людей сперва издавали резкий запах и звук, а потом пополняли собой ряды деревенских дурачков и блаженных. Матушка ее погибла трагически, поглядевши лишнего в зеркальную водицу пруда, а доченька от горя и в память о ней подурнела до такой степени, что боялась свое лицо даже щупать.
— Обнаглели людишки! — проворчал леший у нее из-под рук, — В лесу, как у себя дома, ходют. Капканы ставят, силки. Надысь зять ходилкой петлю задел, упал, хрюкалку об дерево разгвоздил. Аж весь мох с башки послетал...
И они на два голоса живо припомнили людишкам все их многочисленные прегрешения перед батюшкой-лесом. Включая вырубки, кострища и песчаные бури, которые, как оба полагали, гнусные человечишки вызывают колдовским образом.
— Им волю дай — они и реки на зиму не льдом, а асфальтом своим покроют! — злобно говорила кикимора, выколупывая вместе с личинками последние древесные мозги лешего.
— Лесника назначили, дураки! — самодовольно вспоминал леший, — Я ему пару раз издали да разок вблизи помаячил — уволился. По болезни. Санитары связанного увезли.
— А я на верхнем суку сидела, а они с топориками до делянки гуляли. А я крикнула — они топорики пороняли. И обратненько-то бы-ыстро бежали! Аж портки на полпути высохли.
— Страшна ты, матушка! — сделал ей комплимент леший. Удостоившись тут же ответного.
— А ты, лешинька, истинно сказать, страх ходячий. Деревянный череп на ножках. Кусок кошмара.
И они ласково друг к другу прильнули. И подумали синхронно о том, как им хорошо хозяйничать на пару в лесу. И как плохо сейчас кое-кому придется. Странные звуки, приближаясь, дополнились тихими голосами. Голоса были уверенные, деловитые,
— Выше подымай. Кусты обходи. Обои хлопушки — товьсь!
Приходите, девки, в лесВ сарафанах или без.Я вам главное достануИзо всех семи чудес! —тихонечко пропел леший. Пола он не имел, но скабрезных песнопений энтузиаст был большой. Кикимора, отпустив его голову, принюхалась.
— Серой пахнет. — сказала она, — Может, из своих кто-то топает? Точно, серой. Надо глянуть бы. А то, может, чертенятушек из садика на экскурсию к нам ведут...
Но она ошиблась. Обе хлопушки, упав прямо ей под ноги, громыхнули так, что во рту у обоих чудищ лязгнули зубы. И временно напрочь отнялись ходилки, махалки, моргалки и все прочие шевелилки. Неторопливые людишки, появляясь со всех сторон, тянули за собой сети. А два метателя, держа наготове пару новых снарядов, наблюдали за чудищами сквозь закопченные стекла.
— Накрепко пеленай! Слоями кутай! — слышались голоса. Нечистая сила вчистую проиграла очередной раунд. Потому что скопом люди трусят гораздо меньше. А предводительствуемые умелым начальством, гораздо более боятся его, нежели супостата. Леший и кикимора были пойманы в ходе общевойсковой операции, которой лично руководил многоопытный воевода. Основные правила были те же, что и при охоте на дезертиров. За исключением разве транспортировки.
— Обвязывай! Подцепляй!
Через болото к дороге тащили их волоком. По дороге — просто катили. Огромный рулон из рыбацких сетей, шурша, полдня перекатывали от места поимки до места сбора. Полдюжины ратников, поворачивая его, старались особенно не смотреть. Хотя смотреть, по правде говоря, было не на что. Плененные впервые за многовековую свою историю, леший с кикиморой были столь морально и друг другом подавлены, что все время молчали. Только лишь скрипели их деревянные, в силу происхождения, члены. Да все больше болели трухлявые, в силу возраста, головы.
Сказка №55
— Лебедей не трогать! — велел царь, оглядывая в бинокль избушку. Ставни которой были плотно затворены, труба убрана внутрь, крыльцо поднято. Старая многоопытная Яга перешла на осадное положение сразу же, как только неведомым образом разузнала, что Горыныч арестован и увезен, а кикимора с лешим пойманы и изолированы в подвале.
— Лебедей-гусей, говорю, не трогать. Тока ежели первые нападут.
Государь любил этих птиц. Охота на них повсеместно была запрещена, а парочка прирученных жительствовала у царицы в зоопарке, удивляя посетителей способностью говорить не только "га-га", но также "го-го" и даже, если им почему-то было смешно, "гы-гы". К самой старухе царь тоже относился вполне неплохо, признавая за ней не только изрядные колдовские, но и положительные людские качества. Правда, время от времени отношения их омрачались. Как, например, в случае с явным идиотом Иваном, которого карга вдвоем с Кащеем уговорила-таки не только притопать в гости, но и погреться в печке до румяной корочки на щеках. Дело, впрочем, спущено было на тормозах, а пару месяцев спустя уже его величество крепко побеспокоил Ягу, гуляя по случаю полугодовщины Нового года и напропалую шаля. Дремлющей избе с дремлющей внутри бабкой были вставлены промеж куриных пальцев и разом подожжены скрученные бумажки. Изба прыгала, как сдурелая, а бабка набила шишек за пять минут больше, чем за все свое далекое детство.