Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

Робертс Нора

– Разумеется, нет.
– Еще чего не хватало.
– Я не знаю, умеете ли вы готовить.

– Приходите, - узнаете.

Обед, убеждала она себя, это всего лишь обед. Да и потом, разве не любопытно взглянуть, как он живет.
– Так и быть. Загляну к вам.

– Отлично.
– Не выпуская ее руки из своей, другой он охватил ее затылок и осторожно притянул еще ближе к себе. Нервы ее были напряжены до предела, но она все же протестующе подняла руку к его груди.

– Мерфи, -

– Я всего лишь хочу поцеловать вас, - прошептал он.

Какое

тут могло быть "всего лишь"?

Не сводя с нее прямого, недвусмысленного, горящего взгляда, он потянулся к ней ртом, и в следующий же миг утонула она в сверкающей, бездонной синеве его глаз, - оглохла, ослепла и онемела.

Легким шепотком, едва предвещающим близость, соприкасались поначалу их губы. Он придерживал ее так, словно готов был закружить с нею в танце. Ей же казалось, что земля уходит из-под ног, - таким сладким и упоительным явился первый поцелуй.

Он оторвался от ее губ, и - не успела она ахнуть - принялся медленно, чувственно покрывать поцелуями ее лицо: щеки, виски, веки... От неспешного такого странствия его колени у нее ослабли, сладкая дрожь пробежала по ногам вверх, и когда во второй раз накрыл он ее уста поцелуем, она едва не задохнулась.

Более проникновенно теперь, и также не спеша. Губы ее разомкнулись, выпустив навстречу ему слабый гортанный стон. Рука скользнула вверх по его плечу, судорожно вцепившись в него, и тут же безвольно повисла. Пахло лошадьми, травами, и еще чем-то, похожим на зарницу в небе.

"Он вернулся", - это все, что успела она подумать, и впала в забытье.

Она была всем, чего только мог он желать. Держать ее в объятиях, как сейчас, чувствовать в ней такую же томительную дрожь, что пронзала его самого - что могло сравниться с этим?

Ее уста, казалось, были созданы для того, чтобы слиться с ним воедино; а вкусы, что таили они в себе, были спелыми, глубокими и таинственными.

Но довольно. На сей раз довольно; податься назад, смириться с ноющей болью, какую, бывает, причиняет недолеченный зуб.

Он уже видел, что будет дальше; чувствовал, как будет лежать с нею в теплой траве, подмяв под себя - тело к телу, плоть к плоти; как плавно, горячо и неистово будет извиваться она под ним, и как, после долгой-долгой прелюдии, он, наконец, глубоко погрузится в нее.

Но на сегодня ее губ достаточно. Он позволил себе помедлить, вкусить сладость, выказать обладание ею и элегантно отстраниться, прихватив с собою обещание большего.

Чтобы унять мелкую дрожь в руках, провел ими по ее лицу и укрыл в волосах. Щеки ее разгорелись румянцем, и от этого она казалась ему еще милее. Как же он мог забыть, до чего она хрупка, словно тростинка; какою неподдельною искренностью и обаянием лучатся ее глаза.

Он не спешил убрать руку с ее волос и только сдвинул брови, когда в сознании, одно за другим, пронеслись видения.
– В тот раз волосы были длиннее, а щеки омочены дождем.

У нее пошла кругом голова. В буквальном смысле; а ведь она всегда считала эти слова нелепицей, романтической бредней. И, однако же, пришлось

приложить руку к виску, чтобы прийти в себя.
– Что?

– Когда мы встречались здесь прежде.
– Он улыбнулся вновь.

Явления, подобные магии и провидению, казались ему столь же естественными, сколь осознание того, что эта женщина владеет его сердцем отнюдь не с этой минуты, когда ощутил он ее бесподобный вкус.
– Я так давно хотел поцеловать вас.

– Мы не так давно знакомы.

– Давно. Поцеловать еще раз, чтобы напомнить?

– Думаю, не стоит.
– Понимая, что выглядит глупо, она все же подняла упреждающе руку.
– Это оказалось чуть сильнее, чем я могла подумать, а потому нам лучше... держаться друг от друга подальше.

– До тех пор, пока не продолжим с того места, на котором остановились.

Она безвольно опустила руку. Если в чем и была она сейчас уверена, так это в том, что он не станет давить на нее или предпринимать иные неуклюжие и нежелательные действия. Однако какое-то мгновение она испытующе смотрела на него, и мельком же заглянула вглубь себя.

– Не знаю, продолжим ли мы.

– Довольно и того, что об этом знает один из нас. Меня ждут, я должен поторопиться.
– Пальцами обеих рук он провел вниз по ее щекам, как бы норовя захватить с собой это последнее касание.
– Вечером разыщу вас.

Прежде чем перемахнуть через стену, взглянул на нее еще раз и уловил выражение ее лица.
– Вы ведь не такая неженка, чтобы отказаться прийти только потому, что вам понравилось со мной целоваться.

Злиться на него за то, что он угадал ее намерение, не стоило. Она спокойно развернулась и принялась складывать принадлежности.
– Да, я не неженка. И мне нравилось целоваться с мужчинами и раньше.

– Охотно верю, Шаннон Бодин, но целоваться с мужчинами, подобными мне, вам не доводилось никогда.

Он пошел прочь, насвистывая. Убедившись, что ему не будет слышно, она рассмеялась от души.

Надо же было так смутиться, когда речь зашла о свидании, - не ей ли на днях стукнуло двадцать восемь; привычная череда встреч первых и последних, обыденная роль в игре на двоих.

А вот Брианна, пожалуй, смутилась всерьез - засуетилась, захлопотала, как беспокойная мать накануне студенческого бала. Шаннон только улыбалась, думая об этом; та же норовила отутюжить ее платье или одолжить свое; дважды поднималась к ней в комнату, чтобы подобрать к наряду аксессуары и туфли.

Когда же Шаннон, спустившись вниз, предстала перед Брианной в широких повседневных брюках и скромной шелковой блузке, она полагала, что сильно ее разочарует.

Брианна, однако, не преминула отметить, что выглядит та великолепно, пожелала ей чудесного вечера и велела не волноваться, если вернется поздно. И, не появись рядом Грей, не утащи жену из прихожей, Шаннон, возможно, так никуда бы и не вышла.

Все это, по ее мнению, могло быть обычным сестринским поведением, и оно не доставило ей той неловкости, что она ожидала.