Нора в Друмир
Шрифт:
И в этом чувствовалось такое блаженство… Сладкий вкус истинного наслаждения начал пропитывать окружающее пространство. Как будто старый гурман, добравшись до вожделенного лакомства, не торопясь, кладёт в рот кусочек, благоговейно прикрывает глаза и начинает мычать от удовольствия. И все эти ощущения: первозданной силы, блаженства, наслаждения смешивались с истошным визгом и страхом, отчаянием и безумным ужасом существа, глядящего в глаза вцепившейся в него смерти. Всё это смешивалось в странный коктейль противоречивых чувств и эмоций. Эти ощущения завораживали.
Я стоял, открыв рот, не в силах пошевелиться или хотя бы о чём-то подумать:
А к неторопливому пережёвыванию добавилось ощущение сытого утробного урчания. Временами чудилось, что в пламени язык сыто облизывает губы. Лепестки огня становились всё насыщеннее, всё более упруго извивались и переплетались, делая свою игру похожей на игру мускулами тренированного спортсмена. Стенок кристалла больше не существовало. Передо мной ленивыми переливами играл своими огненными мышцами вытянутый сгусток плазмы, который внезапно дёрнулся и исчез. Просто бесследно растворился в воздухе, как пламя свечи, сдутое сквозняком. Впечатления не столько от увиденного, сколько от ощущённого, были столь велики, что я продолжал стоять с открытым ртом, наверно неотличимый от окружавших меня статуй.
Сознание и способность мыслить возвращались неспешно, и первое, что я осознал, была тишина. Нет, здесь и раньше было как в склепе, но сейчас… ни одна пылинка не двигалась с места, ни один звук, ни одно чувство, ничто вокруг больше не существовало. Даже воздух застыл, боясь пошевелиться. Я моргнул и, видит Бог, услышал, как хлопнули мои веки; почувствовал, как колыхнулся воздух, потревоженный моими ресницами. Наконец закрыл рот и понял, что моё ровное дыхание, оказывается, настолько шумное, что его звук разносится по всем коридорам. С каким-то животным страхом осмотрелся по сторонам.
Нет, это не склеп, это… что-то более страшное. Здесь, будто замерло само время. Будто настал многократно предсказанный конец времён, и Бытие стало Небытием.
Грянуло! Своды треснули, и тишину разорвало и разметало мелкими осколками от удара сокрушающего звука. От пола до потолка всё пространство заполнилось пылью, в одно мгновение сметённой с веками насиженных мест. Через все туннели и коридоры понёсся ураганный ветер с жутким, леденящим душу, воем и рёвом. Затряслись стены, под ногами заходил пол. Со стен, с потолка на землю посыпались каменные блоки. Где-то что-то лязгало, где-то грохотало, где-то стучало. С гулким треском стены рассекали огромные трещины.
Стало холодно. Ледяной, сносящий с ног ветер с нарастающим рёвом накатывал со всех сторон сразу. По коридору пронёсся пыльный смерч, раскручивая и изрыгая камни. Статуя жреца разлетелась мелким щебнем. Просто взорвалась, ударив в стороны острой шрапнелью. Тут же, с громким хлопком, осела на пол таким же крошевом соседняя. Пол трясло. Стены шатало. И было страшно, было очень страшно. Хотелось забиться в угол и закрыть голову руками. Но я стоял, не в силах пошевелиться.
Не знаю, каким чудом меня не убило какой-нибудь из пролетавших глыб, но вскоре грохот пошёл на спад и вроде выдохся. Тряска прекратилась, ветер затих. Пыль начала медленно оседать. И опять наступила тишина. Но это была уже не та гранитная тишина.
Да,
Поёжился и пошлёпал уже озябшими ногами по жидкой грязи, теперь покрывающей пол вместо пыли. Как-то в тронном зале сразу стало неуютно и неприятно, и я решил подальше от греха сходить, проведать свою кузню. Уже прошёл почти половину коридора, когда понял, что что-то не так. Нет, не сырость и не холод… чего-то не хватало. Сердце ёкнуло, а лицо перекосило от ужаса.
Ещё не веря, что такое возможно, не помня себя, влетел в тронный зал, испугано озираясь по сторонам. Поднял глаза к небу и, как в ответ на мои метания, в серых отблесках истинного зрения увидел маленькую искру, медленно спускавшуюся вниз. Ещё высоко над головой сумел прочитать имя — «Искра». Только летела она как-то необычно. Как пёрышко, медленно опускаясь вниз, словно покачиваясь на волнах. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Протянул руку и подставил ладонь под моё сокровище. Наконец она коснулась руки, и я обмер. Холодная! Моя Искра была холодной!
Дрожащей рукой поднёс ладонь к лицу. Так и есть — «Искра». Но это была мёртвая Искра! В ней больше не было огня, не было тепла, не было жизни! Маленькая холодная пластинка, как маленькая и холодная плита, для могилки с таким же маленьким существом. К горлу подступил комок, дыхание перехватило, на глаза навернулись слёзы. Хотел что-то сказать, хотел закричать, но из горла вырвался кашляющий хрип. До боли, до хруста сжал кулаки. Губы побелели, дыхание сбилось, в голове зашумело, и из меня вырвался крик.
— Нееееееееееееееееет!
Крик отразился от стен, от пола, от потолка. Он пронёсся многократным эхом по залам и туннелям.
— Неее… неее… неее…
В ужасе расцепив одеревеневшие пальцы, ещё раз уставился на ладонь, не смея поверить, что это действительно так, но она действительно была мёртвой и холодной. Уже слабо понимая, что делаю, поднёс ладонь ко рту, пытаясь отогреть Искру дыханием, с остервенением начал тереть её в ладонях, прижимать к сердцу, уговаривать, умолять — всё без толку. Моё единственное родное существо в этом жутком мире не отвечало и не оживало.
Я чувствовал слёзы, катившиеся по щекам, но не мог ничего сделать. Вся боль, пережитая в этом мире до этого, меркла на фоне ужаса, сейчас разрывавшего мою душу. Страх, горечь, безысходность и ощущение бессилия что-либо изменить. Мысль, что я потерял мою Искру и навсегда остался в этом мире один, вводила в животную панику. Я бегал по залу, бил кулаками по всему, что попадалось на пути, пинал ногами подвернувшиеся камни, наполовину в бреду грозил Небесам и всем, кто только мог бы мне помочь или быть виновным. Пока не споткнулся о статую, взиравшую на глубокую выбоину, оставшуюся на том месте, где из пола торчал кристалл.