Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
Шрифт:
– Чаво?
– Спишь? – спросила Саша.
– Саш… – парень улыбнулся, зевнул, потянулся. – А я это… вчерась с Аникиными загулял.
– Хорошо живешь. В город когда поедешь?
– Сегодня надобно…
– Правда?
– Угу.
– Возьмешь у меня ящик?
– Ящик? Ну.
– Когда заедешь?
– Ну… А который час-то? Ой, девять, ёптеть…
– Девять.
– А мне к десяти. Щас заеду, Саш.
– Давай.
Саша погасила голограмму, выключила дальнеговоруху. Заглянула в печь, поворошила кочергой угли, подгребла к
– А ну, ползи-ка сюда, змея… – Саша выгребла головешку из печи на загнетку, закрыла печной зев жестяной заставкой, потянулась вверх, задвинула заслонку в трубе.
Скинув полуваленки, надела сапоги, коваными щипцами схватила все еще горящую и чадящую головешку, вышла в сени, прошла, повернула направо, вышла на крыльцо и сразу же швырнула головешку в палисадник, в осевший грязный снег:
– Пошла…
Головешка зашипела.
Саша посмотрела с крыльца на редкие избы деревни. Людей не было видно. У Копыловых, у Сотника, у Мухи и у Петуха топились печи. Возле покосившейся избы Гудилихи ходили куры и свинья. Над ближним лесом кружила стая ворон.
Саша сошла с крыльца, пошла по дощечкам мимо палисадника к кладне. Обошла кладню, зашла в нужник. Здесь было сумрачно и пахло оттаявшим говном. Подняв юбку, Саша приспустила рейтузы, спустила шерстяные трусы. Струя ее мочи брызнула вниз, зажурчала. Саша стянула с гвоздя разрезанную на четвертушки газету «Русь», поднесла к лицу, прочитала обрывок заголовка: «…ДЕНИЕ ВЕЛИКИХ ИТОГОВ». Под заголовком было лицо министра Недр с аккуратной бородкой. Газета печаталась в уезде, все картинки не были живыми, как в такой же газете, но отпечатанной в столице.
Помочившись, Саша промокнула промежность бумажкой с министром, кинула ее вниз, встала, подтянула трусы с рейтузами, вышла из нужника. Над ее головой неровно пролетела сорока. Саша набрала в кладне охапку дров, понесла к избе, осторожно ступая по тонущим в грязи дощечкам. Взошла на крыльцо, толкнула дверь правым боком, прошла сени, вошла в избу и сразу свалила дрова к печи, выбрала три полена потоньше, сунула на печь посушиться. Отряхнула кофту, переобулась в полуваленки, глянула на телят. Напившись молока, те лежали на соломе, пожевывая маленькими смешными ртами. Саша взяла стакан с остатком только что сбитой сметаны, большую ложку, села на лавку к окну. И поглядывая в заросшее геранью окно, съела сметану.
В окне за это время ничего не произошло.
Саша поставила пустой стакан на край стола, облизала ложку, сунула в стакан. Кошка стала тереться о ногу.
– Да ты ж наелася токмо что! – отпихнула ее Саша.
На заднем дворе залаял Дружок. Послышалось ворчание мотоцикла, и Саша разглядела сквозь герань подъехавшего Ваню.
Она встала с лавки, вышла на крыльцо. Притулившись, как всегда, у забора палисадника, Ваня заглушил мотор, слез с трехколесного мотоцикла с объемистым серебристым
– Быстро собрался-то! – усмехнулась Саша, ежась от внезапного порыва мокрого ветра и обнимая себя за локти.
– Нам собраться – токмо подпоясаться, – Ваня улыбнулся ей мелкими прокуренными зубами.
Открыл дверцу кузова, вразвалку двинулся к Саше, чавкая грязью.
– А я-то думала, ты в понедельник поедешь.
– Не поеду. Не заставят, – он взошел на крыльцо, встал рядом с Сашей и, не переставая улыбаться, посмотрел ей в глаза.
– Подвезло мне, стало быть, – отведя глаза, Саша открыла дверь, пропуская его в сени.
– Подвезло, эт точно.
Ваня вошел в сени, по-деловому открыл дверцу чулана, взял запечатанный ящик, понес к мотоциклу. Саша пошла за ним:
– Думала, не наберу, да набрала, слава тебе, хоссподи.
– Чаво, телята обсосали?
– Да пустое молоко-то, вясна ведь.
– Вясна, знамо дело.
Ваня задвинул ящик в кузов, закрыл забрызганную грязью дверцу. Вытер руки о ватник, глянул Саше в глаза:
– Чаю стакан нальешь?
– Чаю? – улыбнулась Саша.
– Мать печку ыщо не стопила, а генератор сдох, соляра нет.
– Налью.
Саша пошла к крыльцу, оглянулась по сторонам.
Ваня двинулся следом. Войдя за Сашей в избу, он снял кепку, перекрестился на иконы, повесил кепку на крюк, пригладил редкие всклокоченные волосы. Пока Саша наливала в кипятильник воды, присел к столу, положил перед собой смуглые, полусжатые в кулаки руки с большими выпуклыми ногтями, огляделся:
– Неделю тому прявез две канистры. А утром – чих, чих, и ни пролика.
– Кучеряво живете, – Саша поставила перед ним кружку, сунула в нее пакетик чая, села напротив.
– Да мать все пузырь глядит, про сиротку.
– «Алевтину»?
– Ага.
Иван смотрел на Сашу. Она вздохнула, глянула в окно:
– А я токмо новостя гляну, да и то не кажный дён.
– А я его и вовсе не смотрю.
– И правильна.
Саша снова глянула в окно. Ходики про-пискнули 9.30.
– Не опоздаешь? – Саша глянула на часы.
– А! – махнул кулаком Ваня. – Подождут. Нашли ишака.
Кипятильник закипел. Саша встала, принесла, налила кипятку в кружку.
– А ты попьешь? – Иван вынул из кармана бумажный сверток, стал разворачивать.
– Да я уж пила.
– Я вот, гостинчик табе прявез.
Ваня развернул бумагу. В ней была Кутафья башня от сахарного Кремля.
– Во как, – Саша поставила кипятильник на стол, взяла башню. – Откудова?
– Свояк привез.
– Хорошенькая.
– Умеют, – Ваня смотрел на Сашу. – Дай нож.
Саша выдвинула из стола узкий ящик, вынула и протянула Ивану большой кухонный нож с деревянной истертой ручкой. Иван забрал у нее башенку, уложил на свою левую ладонь, размахнулся ножом и расколол башню пополам. Протянул половинку Саше, сахарные крошки ссыпал себе в рот: