Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
Шрифт:
– Чего пялишься? А ну – пей с нами! – хватает ее Охлоп за шею белую, льет в рот мед ядреный.
Глотает Ирочка брусничный мед, давится. Присасывается Охлоп губищами плотоядными к алым губкам Ирочки белопопой, поит медом насильно. Дрожит телом Ирочка, трепещет грудью, уд Охлопа не могущая отпустить.
Хохочут Танька-Ленка, Ирочку за опопие пощипывая. Верещат-завывают электрические.
– Разоблачение! – командует опричник. Вмиг стихают все электрические, танцуют замедленно. Садится Охлоп
Тихая музыка наигрывает. Раздеваются девушки под музыку медленно, изгибаясь да подмигивая. Танцуют голые, выставляются, к Охлопу приближаясь. Оплетают руками, приникают губами. Раздевают.
– Отвод!
Подхватывают девушки голого Охлопа под руки, ведут к постели широченной, голубым шелком устланной.
– Повал!
Валят девушки опричника навзничь, оглаживают руками нежными, залезают языками проворными в потные укрывища тела его широкомясого. Кряхтит Охлоп от удовольствия, мурлычет, вздрагивает удом увесистым.
– Ступа!
Возникает в толпе веселъх ступа медная с пестом. Кладут электрические сахарную колокольню Ивана Великого в ступу, толкут в пудру сахарную стремительно. Передают электрические ступу с пудрою сахарной девушкам, кланяются. Обсыпают девушки уд Охлопа сахарной пудрой. Звенит колокольчик в ухе опричника звоном колокольни Ивана Великого. Кланяются девушки сахарному уду. Улыбается опричник.
– На кол!
Садятся Ленка-Танька на уд сахарный по очереди. И начинается сладкая казнь: ездят Ленка-Танька на уду, повизгивая. А Ирочка тем временем ядра опричные щекочет, уму-разуму набираясь. Оживают и веселенькие: подползают, обвивают, гладят по-своему, осторожно, помешать боясь.
Доводят Охлопа. Багровеет тесто хари его, наливаются губы кровушкой:
– Отлив!!
Соскакивает с рога его Танька, сваливается с груди Ленка. Хватаются за уд руками, а Ирочка за ядра поддерживает. Помогают девушки тугому семени опричному из уда-хобота наружу вырваться. Ревет Охлоп медведем, взбрыкивает столбами ног, лупит девок по задам. Стреляет уд его вверх мутными сгустками, стонут девушки сочувственно, восторгаются весельчаки электрические.
– Покой… – задыхается Охлоп.
Замирают все вокруг. Звучит музыка успокаивающая. Проходит время недолгое и новую команду опричник подает:
– Настой!
Льет ему в рот Танька настой тибетский, бодрящий, подносит чашу с медом. Запивает Охлоп порошок, чмокает губищами, дышит свободно грудью холмистой, в себя приходя. Пьют-выпивают девки. И не успевает певец незримый вторую песнь затянуть, как пошевеливается хобот промежный у Охлопа.
Хлопают в ладоши девки захмелевшие, визжат электрические.
– Обсос! – строго Охлоп требует.
Приникают три девушки к хоботу, щекочут-полируют его языками. Восстает уд опричный сызнова. Кладет глаз Охлоп на Ирочку белотелую:
– Эту!
Готовят
Садится Ирочка сочником своим на уд Охлопа.
Но несмотря на предосторожность лекарственную и предохранение масляное, стон из уст девушки вырывается: уж зело велик уд в обхвате, зело бугрист, зело беспокоен для юницы. Стонет Ирочка, слезами давится, губку алую закусывая. Подельницы ее поддерживают, на плечи покатые надавливают, поглубже опопием насаживая. Крик вырывается из уст Ирочкиных.
– Привыкай! – лыбится Охлоп.
– Привыкай! Привыкай! – двигают тело Ирочки девушки вверх-вниз.
– Привыка-а-а-а-а-ай! – верещат электрические.
– О-о-о-а-а-а-а-а-ай! – вскрикивает Ирочка.
Распирает ее попочку белую, расклинивает беспощадно. Грегочет Охлоп по-жеребячьи, колыхаясь яко тюлень-сивуч на простынке голубой. Подбрасывает Ирочку визжащую. Та уж сбежать с кола липкого норовит, да подружки-товарки не пускают, держат, за сиськи белые вниз тянут:
– Привыкай! Привыкай!
И привыкает белорыбица саратовская, приноравливается. Уже и не кричит больше, а токмо стонет. Ездит она по уду туда-сюда. Глядь – и привыкла совсем. И уж не боли стон из уст ее вырывается, а – сладострастия. Забирает Ирочку так, что внезапно заходится она. Взвизгивает, трясется, как в падучей, сиси свои сжимая:
– А-а-а-а-а-а-м-м-м-а-а-а!
Не сдерживается и Охлоп, взрываясь:
– У-а-а-а-а-а-ахря-я-я-я-я!
Удивляются сладко Танька-Ленка:
– Замо-о-о-о-чек!
Валятся навзничь электрические:
– Сла-а-а-а-адость!
Лупит Охлоп девушек по задам, щиплет, рычит. Воет Ирочка на колу. Одобряют девушки. Так время и проходит…
В полночь-заполночь, шатаясь да оступаясь, покидает Охлоп дом терпимости. Провожают его девушки в сарафанах-кокошниках, под руки поддерживают, поют:
– Не прощайся с нами, сокол ясный! Оглаживает гусар-девица уд, в портах уснувший:
– Не забывай!
Гибкий татарин помогает Охлопу в «мерин» усесться:
– Счастливый путь!
Урчит «мерин», подмигивает красным глазом, отъезжает.
Машут девушки ему платочками:
– Будь здоров, опричник государев!Хлюпино
Корова снова взмычала, мотнула черно-белой головой и стеганула Сашу грязным хвостом.
– Да стой же ты, пролика дочь! – выкрикнула Саша, поддала корове коленом в не слишком крутое брюхо. – То ж и гадина ты, чтоб тебя розорвало…
Саша смазала корове соски тронипулем, ловко насадила на них «ромашку», включила. «Ромашка» заурчала, корова взмычала, ударила хвостом.
– Стой, гадина, стой, чтоб тебя! – Саша схватила корову за холку, поддавая в бок коленом.