Нормандская лазурь
Шрифт:
В детстве им не хватало Портоса для полного комплекта, но Портос так и не сыскался, а потому они однажды решили, что все они вместе и будут Портос. Если сложить троих, то по объему – самое то.
– В конце концов, сейчас не Средние века, – продолжала беззаботно рассуждать Ольга, втихаря наблюдая, как Никита еле сдерживает усмешку. У него всегда уголки губ подрагивали и брови смешно дергались, если он старался не рассмеяться. – Конечно, мы отправляемся в глухую деревню, далекую от цивилизации. Но ум и сообразительность птицы говоруна, а также красота и длинные ноги почти блондинки спасут нас от возможных опасностей.
– Ты говори, говори, – согласился Никита, – только скажи, куда сворачивать.
– Обратно на N13... Так вот. Допустим, писатель – вполне мирный старичок, но его соседи, узнав, что мы русские, могут пожелать отомстить за поражение в тыща восемьсот двенадцатом году. И посадят нас на кол. Конечно, выправка у нас только улучшится, как у полковника Петренко...
– Оля!
– ...Но это уже лучше, чем складывать тетрис из остатков наших хладных тел, которые ты извлечешь из подвала.
Женька не выдержал и захохотал, Никита ухмыльнулся.
– Лучше зачитай список явок и паролей.
– Это к Жене. Тут по-иностранному, я не понимаю. – Ольга передала распечатку назад. Ильясов похмыкал.
– Значит, так. Первая наша жертва... прошу прощения, возможный владелец – это господин Оливье Канетт, проживающий в Маньи-ан-Бессен, Гран Рю, четыре. И две дамы – Софи Ламарре и Ванесса Андрин. Адресов загадочные дамы не оставили, только телефоны. Которые, как нам известно, не отвечают.
– Оль, посмотри, как нам ехать в этот Маньи... как его там? Женька, а ты попробуй еще раз набрать этих троих – может, кто-то ответит.
– Есть, мой капитан! – Ольга зашуршала картой. – Значит, музей мы оставляем в сторонке?
– Может быть, потом. Совесть не позволяет бросить вас на растерзание целой деревне маньяков... Куда сейчас – направо или налево?
Они свернули с основного шоссе, не доезжая до Байё, и по D153 покатили через поля. Над уже зазолотившейся пшеницей, в которой буйно цвели маки и васильки, реяли хищные птицы, высматривавшие мышей. Другие поля зеленели, изредка мелькали тонкие линии высаженных деревьев, которые в народе называются лесополосами.
– Страшное дело, между прочим, – заметил Никита. – Через них танки не могли прорваться.
– Через эти-то деревца? – удивилась Ольга.
– Это здесь и сейчас их поменьше. А когда высадка прошла и начали продвигаться вглубь, оказалось, что крестьянство эти лесополосы веками культивировало. Там такой был кустарник, настоящие джунгли.
– Ребята, смотрите, как он охотится, – Женька глядел в окно. – Красавец. Вон, справа.
Над пшеничным полем почти неподвижно висела большая птица – то ли сокол, то ли ястреб, с первого взгляда разберется только орнитолог, – но явно хищная. Неожиданно крылатый охотник спикировал вниз и через мгновение поднялся в воздух, неся в когтях – нет, не мышь, а метровую змеюку. Змея извивалась, пытаясь вырваться, однако участь ее была предрешена.
– Ни фига себе! – выдохнули все синхронно.
Никита даже притормозил; птица тяжело пролетела над дорогой
– Вот это и называется – нормальная экология, – выдавила впечатленная Ольга. – Какие мыши? Мыши – прошлый век, слишком мелко. Змеи! Лови себе да питайся.
– Да ладно тебе, – возразил Никита, – у нас под Фряновом в болотах гадюк тоже хоть отбавляй, туда просто такие птички не залетают.
– Думаешь, это гадюка была?
– Кто ее знает. Но искать в поле ее родственников я не стал бы.
Живописные нормандские деревеньки, ничем не напоминавшие «поселения под Фряновом», восхищали серыми каменными стенами, увитыми диким виноградом, и абсолютной безлюдностью. Открыта, как обычно, только булочная, в которой все равно никого не видать. Провинция спала – то ли после вчерашнего, то ли тут по жизни так. И волшебные названия деревенек настраивали на меланхоличный лад: Ле Льё Вокелен, Л’Эмпас Де Пюи, Сен-Сюльпис, Ле Жардэн Мишле...
У последней повернули направо и в считаные минуты доехали до Маньи-ан-Бессен. Чудесное место: две улицы, что-то сельскохозяйственного вида за забором, частные дома и поля вокруг.
– Направо, – командовала Ольга, по такому случаю все-таки включившая навигатор, но мстительно лишившая его звука – чтобы не выпендривался. – Налево. Снова направо. Стоп, приехали.
Дом номер четыре по Гран Рю, как гриб с синей шляпкой, торчал на участке, окруженном живой изгородью. Никита остановил машину, заглушил мотор, и все вышли. Сразу навалилась жаркая тишина; слышно было только, как вдалеке стрекочет виденный в полях трактор да шумят вязы в конце улицы. Ольга подошла к ажурным воротам, втиснутым в живую изгородь, и с любопытством заглянула во двор. Ничего особенного: машина на парковке, круглая клумба, из которой пучками торчат маргаритки, каменный вазон с ниспадающими из него плетями деловитого вьюнка, сваленные у сарая доски. Флюгер в виде кораблика на крыше дома поворачивался под ветерком.
– Тишина, безлюдье, – прокомментировала Ольга.
– Думаешь, сейчас начнут расчленять? – осведомился Женька.
– А вот посмотрим. – Никита отыскал кнопку звонка и безжалостно ее надавил. Потом еще раз и еще, так как никто не отозвался.
Ждать пришлось довольно долго, но уходить друзья не собирались: если хозяин не пашет на тракторе в полях, значит, он дома, машина-то здесь. Логика безупречна. Пока ждали, успели нафантазировать еще много всего – от того, что писатель окажется безумного вида хлюпиком в дореволюционных очочках и дедушкином халате, до того, что он – бывший баскетболист, двухметровый негр, который решил удалиться во французскую глубинку, спасаясь от фанатов.
– О как, – задумчиво сказала Ольга, когда писатель все-таки вышел.
Гражданин с салатным именем Оливье непринужденно шагал по дорожке к воротам. Был он среднего роста, спортивного телосложения, как принято писать в официальных сводках и на сайтах знакомств, и отличался чрезвычайно приятной внешностью – приятной сердцу любой женщины, предпочитающей голубоглазых брюнетов. Многие представительницы прекрасного пола, увидав этого героя с мягких обложек, сказали бы «Ах!» и куртуазно осели в обмороке, дабы красавец подставил для спасения свои мужественные руки. Ольга сказала только: «Мать вашу!» – да и то тихо.